Наметил себе, куда теперь буду двигаться. Выбрал путь по узкому проселку вдоль меловых холмов, остатками древней римской дороги между Дорчестером и Экстером, по которой ездят только на крестьянских телегах. Вероятность встретить на ней в темноте хоть одну живую душу была ничтожной. Даже если попадется случайный встречный среди этих холмов, я первым его услышу. Мне вспомнилось, как я проклинал бесшумно подъезжавших велосипедистов, когда прятался на пшеничном поле.
Мой бивуак был вполне безопасен, хотя и рядом с дорогой. За целый день я не видел ни души, и самым человекоподобным был козел, пасшийся вместе со стадом коров на соседнем лугу. Он посмотрел на коляску и пожевал несколько веток куста, под которым коляска стояла. Поел еще, сплюнул и посмотрел с иронией на меня. Он напомнил мне одного деревенского старичка с бакенбардами, торжественно шествовавшего по обочине дороги, в чем никакой нужды не было, — он просто прокладывал новую тропу. Мне нравится наблюдать, как козел сопровождает дойное стадо на пастбище, чтобы, как говорят старики, принести им удачу или поедать траву, вызывающую у коров выкидыш. Думаю, это истинное назначение козлов забылось, но кому теперь нужно следовать старым обычаям или кто станет утверждать, что от козла нет никакого проку?
Дальше я двинулся в полночь. Первые три мили шли по хорошо укатанной дороге, но встретилась одна машина. Я успел прислонить велосипед к ограде, а сам перелез ее и отошел в поле. Римская дорога кишела жизнью: на ней лежали овцы и коровы, выпрыгивали и снова прятались в старых ямах кролики, бесшумно пролетали над кустами и ухали совы. Ехал без света и поминутно проваливался то в одну колею, то в другую: расстояние между ними было только-только уместить три мои колеса. В конце концов я слез с седла и пошел пешком.
По причине медленного продвижения и постоянного плутания в бесчисленных тропах и зарослях можжевельника, когда я скатился по склону в долину, пересек железнодорожную колею и тихо проскальзывал через спящую деревню Пауэрсток, развиднелось, и стали проступать очертания изгородей. Пора было сворачивать с дороги. На окружающих полях, насколько я мог их осмотреть одним глазом (а одним оком я еще не привык оценивать пространство), укрытия практически не было. Когда мне попались четыре стены сгоревшего и заброшенного коттеджа, я уложил велосипед в разросшуюся на полу крапиву, отсоединил коляску и прикрыл ее кирпичами и обломками досок. Сам прятаться не стал, а разлегся в высокой траве возле ручья. Наступил тихий теплый день, начинающийся сентябрьскими туманами над низинными лугами. Если кто меня увидит, я сплю, положив голову на руки, или делаю вид, что сплю, — довольно обычная картина возле всякого ручья в праздный день.
