— Я спрашивал, с какой стати нам отдавать часть своего урожая, и все мне говорят: «Молчи, Гроув, в Убежище поддерживают Истинные Законы и всякие замечательные знания, и все то, что составляют цивилизацию...»
— А я думал, все за это голосовали, потому что вы брали в Убежище зерно для посевов, топоры, плуги и домашний скот, — с сарказмом возразил Руди, едва поспевая за хозяином.
Гроув побагровел.
— Любой организм, который не осмеливается расти, рано или поздно умрет! — проревел он. — То же самое относится и к человеческому обществу. Те, кто цепляется за старые порядки и торгуются, считая, что голоса десяти тявкающих трусов имеют больший вес, нежели голос истинного мужчины, готового...
— И когда эта дрянь здесь появилась? — перебил его Руди, который не желал больше ничего слышать об Истинных Мужчинах. Он остановился среди кукурузного поля на том месте, где побеги начали чахнуть. За бурой полосой гнили шириной примерно в ярд виднелись жирные белесые щупальца сланча.
— Примерно в то же время, когда появились первые ростки. — Гроув метнул на мага такой взгляд, словно подозревал, что тот самолично выбрался в долину посреди ночи и рассеял повсюду заразу. — Ты же не думаешь, что мы стали бы тратить посевное зерно на порченом поле?
Руди покачал головой, хотя, в глубине души, был уверен, что Гроув поступил бы именно так, лишь бы не терять хорошую землю. «Этот глупец наверняка решил, что хуже все равно не будет...»
— Значит, сперва его не было совсем... А потом? Двенадцать футов на восемнадцать? За четыре недели? В других местах он разрастается так же быстро?
— Да откуда мне знать? — завопил Гроув. — У нас есть дела поважнее, чем бегать тут с замерами! Я просто хочу знать, что вы намерены с этим делать?
— Ну, видите ли, — добрым тоном отозвался Руди, возвращаясь к изгороди, — хотя я знал секрет, как избавиться от этой дряни, уже три года назад, но держал его при себе и ждал, пока сланч разрастется на полях вокруг Убежища. И, пожалуй, вам я эту тайну тоже не открою.
— Прекрати дерзить, мальчишка!
— Тогда нечего говорить со мной так, будто я не стараюсь изо всех сил делать свою работу, — рявкнул Руди в ответ. — Я вернусь сюда утром и еще раз посмотрю, но...
Внезапно в лесу за полем послышались голоса и захрустели ветви деревьев. Кто-то закричал:
— Эгей, вот она!
И другой отозвался:
— Моя, моя!
Послышался смех, подобный звону железных горшков.
Руди подбежал к изгороди, перебрался через нее и еще успел увидеть, как из зарослей вырвалась темная фигура и побежала прочь, стремясь укрыться в скалах у реки. Двое охотников из свиты Гроува, в кожаных куртках и штанах, с луками наизготовку, вырвались следом, а Гроув крикнул раздраженным, но все же снисходительным тоном:
