* Фрэнклин Колдуэлл Зингер, род. 1924, Балтимор, Мэриленд.
* Сын немца-механика и дочери банкира.
* Мой «психический срыв», якобы последовавший за «дезертирством» в Париже, был раздут армейским врачом-практикантом, который позавидовал моим познаниям в области диагностики. Что касается эпизода со стриптизом в Лувре, в зале Рубенса, так он был на несколько недель раньше и вписывался в общую атмосферу празднования победы.
* Бакалавр искусств, затем доктор инженерных наук, университет Джонса Хопкинса.
* 1952. Первый и последний опыт лечения электрошоком. Никогда, никогда, никогда не прошу этого своим родителям!
* 1954— 1956. Научный сотрудник, лаборатории «Истмен Кодак». Как и во всех научных заведениях нашей страны, талант здесь подавляли. Едва я заговорил об изъянах в системе управления, мне указали на дверь. Два года спустя я запатентовал механизм фотозатвора, и «Кодак» все же сдался и купил права (тогдашний вице-президент по новым разработкам, Арч Вендел-лини, путался-таки с подругой своей дочери и пусть даже не пытается отрицать -видели, как дергается у него левое плечо, когда он лжет?)
* Диагнозы, которые мне ставили впоследствии (в огромном количестве, уверяю вас), были порождены двумя губительными силами: 1) обнаружившейся в последнее столетие тенденцией психиатрии видеть в эксцентричности болезнь и 2) желанием моих присных сделать меня послушным (а если удастся, и вовсе связать по рукам и ногам).
* Идею электрической хлеборезки украл у меня переодетый северным оленем шпион в кафе Чеви-Чейза — откуда мне было знать, что он состоит на жалованье в «Вестингаузе» [ «Вестингауз Электрик» — крупная компания, производящая среди прочего и бытовую технику ]?
* Провал в воспоминаниях за 1988-1990 годы (до недавнего времени я полагал, что пост министра юстиции все еще занимает Эд Мизе) объясняется отнюдь не параноидальным отключением сознания, а самоуправством моей третьей жены, взявшейся приправлять мне кофе транквилизаторами. Не верьте тому, что вы услышите насчет бракоразводного процесса.
Я позвонил в дверь Грэйму в Венеции, и мне открыл какой-то еврей лет под тридцать с удивительно развитой мускулатурой. Посмотрел на меня испуганно и сказал:
— А мы вас ждали только завтра.
— Кто «мы»? — уточнил я, и он ответил:
— Мы с Грэймом, — и тут же добавил поспешно: — Мы друзья, просто друзья, понимаете? Я тут не живу, зашел поработать на компьютере.
Надеюсь, этот парень не собирается делать карьеру в кино: мне сразу же стало ясно, что сын у меня гей и трахается с этим придурком в дорогих на вид очочках. В армии такое встречается на каждом шагу, я еще в юности понял, что гомики выглядят по-разному — не все изнеженные, как обычно представляют «голубых». Тем не менее это не дело, что мой двадцатидевятилетний мальчик сделался извращенцем — только без обид, ладно? — а мне об этом ничего не сказал. Ладно, увижу его, сразу поговорю, решил я. «Марлон Брандо» вышел из ступора, достал из багажника машины мой чемодан и повел меня через дворик с цветущим лимонным деревом к однокомнатному коттеджу, который с первого же взгляда пришелся мне по душе. Тут и раковина имелась, и освещение прекрасное.
