Вполне естественно, что все двери на чердак после этого закрыли амбарными замками. Но у нас был секретный лаз, и мы с моим корешем Валькой проникали туда в поисках фашистских знаков, которые, по нашему глубокому убеждению, спрятали немецкие шпионы.
Знаков мы не обнаружили, зато нашли здоровенный пистолет-ракетницу и припрятали до поры до времени.
Время это подоспело в ноябре, когда немцы подошли к Химкам.
Вот тогда мы взяли ракетницу, сперли здоровенный кухонный нож, сложили все это в школьный портфель и отправились на фронт.
Дошли мы только до стадиона «Динамо»: нас задержал милицейский патруль и доставил в отделение.
Там из портфеля извлекли наше вооружение, пришлось сознаться, кто мы и куда идем.
Степенный дежурный сержант, внимательно нас выслушав, разделил наши патриотические чувства, но поинтересовался, где нам удалось найти такую замечательную ракетницу.
Мы честно все рассказали.
— Ладно, пацаны, — сказал сержант и отвел нас в пустую комнату, — подождите здесь.
А через некоторое время зашел другой милиционер. Он взял нас за руку и повел к трамвайной остановке.
С пересадкой мы доехали до Петровки и вошли в небольшое трехэтажное здание.
Много позже я понял, что нас привезли в МУР.
Веселый человек с черным чубом, сдерживая смех, выслушал нашу фронтовую одиссею, потом принес два стакана чая, сахар и два куска хлеба с салом.
— Заправляйтесь, ребята, а потом поговорим о ракетнице.
Мы, давясь и перебивая друг друга, рассказали, где и при каких обстоятельствах было найдено столь грозное оружие.
Наш куратор куда-то вышел, приказав все съесть и выпить, а мы остались в маленькой комнате, на стене которой висел плакат — женщина в косынке, поднесшая палец к губам и надпись: «Будь осторожен — враг подслушивает».
Мы прилично изголодались и съели все моментально.
Позже я понял, что муровский опер отдал нам половину своего дневного пайка.
Наш новый знакомый вернулся и предложил нам сделку:
— Ребята, мы сейчас прокатимся на машине к вам домой, пойдем на чердак, и вы покажете место, где нашли ракетницу. А мы обещаем, что ничего не скажем родителям.
Так и сделали.
Через много лет, когда я подружился с сыщиками с Петровки, в одном из застолий я вспомнил детскую историю 41-го года, и оказалось, что говорил тогда с нами замечательный сыщик Владимир Корнеев; это был его последний день в Москве, на следующее утро он ушел за линию фронта с диверсионной группой.
Через много лет, после грандиозного успеха фильма «Семнадцать мгновений весны», случилась весьма поганая история. Ко мне приехал крайне взволнованный композитор Микаэл Таривердиев — мы тогда с ним крепко дружили — и, чуть не плача от обиды, показал международную телеграмму.
