— Я хочу тебя, — проговорил он хрипло и склонился над ней, обжигая ее шею и плечи поцелуями. Бэннер откинула голову назад, глаза сами закрылись. — И ты знаешь это.
— Да. — Ее пальцы машинально перебирали шелковистые пряди густых светлых волос.
— И ты хочешь меня. — Это был вовсе не вопрос, но она ответила:
— Да…
Его губы добрались до ее груди, едва прикрытой черными треугольниками бикини, а пальцы безошибочно нашли тоненькие тесемки, завязанные на шее. Купальник, отброшенный нетерпеливой рукой, медленно поплыл прочь. Рори тихонько застонал:
— Боже, какая же ты красивая! Какая безумно красивая!..
Его руки ласкали чувствительную грудь, он ощущал, как под пальцами твердеют соски. Она выгибалась, извиваясь в наслаждении, и все ее тело кричало о неистовом желании. Его страстные и нежные поцелуи разожгли в ней пламя, которое распространялось по всему истомленному ожиданием телу подобно лесному пожару. Потушить это пламя у нее не было ни сил, ни желания. Она то приникала к Рори, то откидывалась назад, и ее бедра крепко прижимались к бедрам мужчины, каждым движением прося, умоляя, требуя. Желание, сжигавшее ее, стало столь нестерпимым, что она застонала.
Вдруг Рори еще крепче обнял ее и прижал к себе так, что она не могла пошевелиться. Бэннер уткнулась лицом ему в грудь. Она поняла, что он хочет сказать что-то важное, но было видно, как ему трудно говорить. Однако то, что он сказал…
— Тара все еще твоя…
Эти слова отрезвили Бэннер, она застыла на месте. Ее как будто окатили холодной водой. Ее Тара — ее Жасминовая усадьба, а он хочет…
Она отпрянула и отвернулась от него, пытаясь выловить свой купальник. Пальцы плохо слушались ее, она никак не могла завязать тесемки на шее.
— Зачем ты… Зачем тебе надо было… — еле слышно выдавила Бэннер.
— Напоминать нам обоим? — Его голос был хриплым и полным горечи, но руки, которые нашли и завязали непослушные тесемки, были все такими же нежными.
— Да. — Бэннер опустила голову и невидящим взглядом уставилась на голубую воду, не находя в себе сил посмотреть ему в лицо.
Рори осторожно притянул ее к себе, одной рукой обнял за талию, другая рука теплой тяжестью легла ей на грудь.
— Затем, чтобы ты поверила, что я не хочу причинять тебе боль, — произнес он тихо, но настойчиво.
Бэннер промолчала в ответ.
Рори щекой прижался к ее волосам, а она чувствовала, как поднимается и опускается его грудь, когда он дышал глубоко и взволнованно.
— Мне кажется, — сказал он, первым нарушив молчание, — что мы сегодня ночью немножко захмелели, миледи. Захмелели от лунного света, от запаха роз и от… от желания. Проще всего было бы слепо следовать своим инстинктам. Но твоя Тара… По-моему, сначала надо решить этот вопрос. А ты как думаешь? — спросил он, не спуская с девушки внимательного взгляда.
