Как заметил выдававший деньги и часы: «Это аванс. Остальное — после дела».
Микроавтобус отмахал чуть ли ни половину МКАД, потом свернул на Можайское шоссе и понесся в сторону Кутузовского проспекта. Никакой охраны или слежки не было — только немолодой молчаливый водитель.
Он обернулся к ним.
— Ребят, — спросил буднично, как какой-нибудь заурядный левак. — Вас как — по домам развезти?
— Слушай, батя, — повернулся к нему Пастух. — У тебя что, относительно нас никакого приказа? И все адреса есть?
— Адреса имеются, — кивнул водитель. — Московских велено развезти по домам или куда скажете-и все.
— Тогда вот что, — попросил Сергей, — выбрось-ка нас где-нибудь прямо тут.
Они уже были в начале Кутузовского. Впереди призрачно светилась Триумфальная арка.
— Как скажете… — пожал плечами шофер. — Мне без разницы.
Он остановил свой хорошенький японский минивэн, кивнул на прощанье:
— Ну, счастливо… И неспешно укатил по пустынному в этот час Кутузовскому проспекту.
Переминаясь с ноги на ногу, зябко поеживаясь на предутреннем холодке, они молча стояли небольшой кучкой на тротуаре, озирались, будто спустились с другой планеты.
— Тьфу! — словно очнувшись, шепеляво выговорил Трубач и вытащил из-за щеки героически добытую щепку.
— Молодчага, — сказал Пастух. — Человек-сейф.
Он осторожно забрал у него мокрый трофей и спрятал во внутренний карман куртки.
— Чего это? — вытаращил глаза Муха.
— Наш ответ Чемберлену, — ответил Трубач и с наслаждением плюнул себе под ноги.
Они внимательно осмотрелись, проверились… В самом деле — никто за ними не следил, не преследовал, не вел наблюдение. Не сговариваясь, все шестеро свернули в первый же двор, вошли в ближайший подъезд девятиэтажки и тщательно прощупали на себе и друг на друге всю одежду, намереваясь найти еще какую-нибудь мелкую пакость вроде давешних боцманских висюлек. Но ничего такого не обнаружилось — ни в швах курток, ни за отворотами воротников, ни за лацканами пиджаков Артиста и Мухи, ни в новых кроссовках.
Перегудов усмехнулся:
— Не будем обольщаться, коллеги, — и постучал ногтем по своим наручным часам.
Остальные поняли и одновременно стянули браслеты своих наручных часов. У всех были разные — японские, швейцарские, а у Боцмана — старые командирские с гравировкой: «Капитану третьего ранга Василию Хохлову за мужество от командования Северного флота» — отцовский подарок.
Трубач достал из кармана свой старый, заслуженный армейский нож и без колебаний свинтил крышку своей «сейки»… тихонько засмеялся. Он назубок знал, как выглядит сверкающая начинка его японских «непотопляемых». Поманил друзей пальцем — молча показал тончайшую полупрозрачную пленочную пластинку, поблескивающую многочисленными золотыми прожилками. Потом так же быстро и умело открыл крышки остальных часов. Во всех оказались такие же крохотные невесомые полупрозрачные диски.
