Неожиданно Муха остановился и поднял руку. Мы замерли. Рука пошла в сторону вниз. Мы опустились на землю. Беззвучно, как пять темных ночных птиц. Я всмотрелся. Дорога была пуста. Пришлось навострить уши. Прошло полминуты. Глаза у меня были закрыты, а рот полуоткрыт. Если бы кто-нибудь увидел меня со стороны, наверняка принял бы за дебила. Но смотреть со стороны было некому, а лучшего резонатора, чем зубы и полость рта, природа для человека не придумала. И уже через десяток секунд я услышал то, что заставило Муху остановиться. Скрип гальки, шаги. Медленные, тяжелые — на подъем. И тут же мои ноздри уловили запах табака, пота, солдатского гуталина.
* * *
Навстречу нам шли. Двое. До них было метров шестьдесят. Это означало, что они споткнутся о нас примерно через полторы минуты. Не разгуляешься, но вполне достаточно, чтобы переместиться в придорожный ельник и уткнуться носами в хвойную гниль. Что мы и сделали. Нюхать землю нам пришлось исключительно для того, чтобы в темноте не светились наши бесстыдно белые физиономии. При этом я крепко обложил себя за то, что не заставил всех, как предписано специнструкцией, нанести на лица маскировочный грим. «Да ну!» Вот тебе и «да ну»!
Специнструкции, как и уставы, пишутся не чернилами. Они пишутся кровью. Таких мудаков, как я.
* * *
К звуку шагов прибавилось позвякиванье железа — «калаша» или саперной лопатки, тяжелое дыхание. В узкую щель между локтем и каской я увидел появившиеся из-за поворота два силуэта на фоне отсветов аэродромных огней. Один был низенький, плотный, другой повыше, худой. Он плелся на два шага сзади, шаркая сапогами и брякая всем, что только могло брякать. Вся его фигура выражала унылую покорность судьбе. Не дойдя до нас метров десять, он остановился и предложил напарнику высоким плаксивым голосом:
— Перекур, Толян. А?
— Я тебе дам — перекур! — отозвался низкий. — Нам что было сказано? Никаких перекуров. Черные узнают, мало не будет. До камнеломки дойдем, там перекурим.
— До нее еще полтора километра!
— Потерпишь.
— Давай хоть посидим! Бегать-то нам не приказано!
— Ладно, посидим, — согласился напарник. Они устроились на валунах и погрузились в молчание.
— Слышь, Толян, что творится, а? — через некоторое время спросил худой. — Растяжек понаставили на всех тропах, каждую ночь патрули. А со стороны Потапова так вообще. Засады через каждые полкилометра. Никогда раньше такого не было.
— Было, — хмуро возразил напарник. — Каждый раз перед загрузкой на ушах стоят.
