Любая версия имеет право на существование.
Но думать об этом ужасно глупо. Все равно что гадать на кофейной гуще. Алена никогда не верила в гадания и выстраивать предположения не любила. С чего же сейчас взялась?
Ах да, она ведь пьяна. Вот и лезут всякие бредни в голову.
Вдруг стало так стыдно, что жар ударил в затылок. Алена заплакала. О чем это она тут думала? Пьяная, жалкая неудачница. Собственная дочь видела, как она в пьяной истерике крутила телефонный диск и таращилась бессмысленным взглядом в стену. Кошмар! Ей еще не доводилось показываться в таком свинском виде перед Ташкой. Впрочем, ни перед кем вообще. Она в таком состоянии была в первый раз. Она же девочка из хорошей семьи.
Алена плакала долго, а потом заснула, и, кажется, даже во сне продолжали литься эти горячие, стыдные слезы.
* * *
В пятницу пошел снег. Тихий и очень крупный, он неспешно опускался на стылую землю и мгновенно таял, будто сахар в кипятке. Раз, и все. Словно и не было.
Алена стояла у окна в кабинете литературы и смотрела, как осень с зимой под ручку прогуливаются по городу.
— Мам, ты здесь?! А я боялась, что ты меня не дождешься!
Алена обернулась и изобразила улыбку.
— Боялась? Разве ты чего-то боишься, кроме контрольной по математике?
— Ага. Диктанта по английскому, — весело призналась Ташка. — Ну, идем, что ли?
И они пошли. По возможности они всегда ходили вместе. Алене почему-то подумалось, что это удивительно и странно — в Наташкином возрасте девочки уже не слишком любят ходить куда-либо в компании матери. Предпочитают сбиваться с ровесницами в стайки, обсуждать наряды и Тома Круза и сообща делать вид, что не замечают мальчиков.
— … а она мне говорит, что надо было тогда в библиотеку съездить! А я ей говорю, что если бы кроме истории никаких больше уроков не было, то…
Хорошо, что у нее есть дочь.
Господи, какое счастье, что у нее есть дочь! И они всегда, всегда будут вместе. Даже если окажутся далеко друг от друга.
— Мама, ты меня слушаешь?
— Конечно.
— А что у тебя с лицом? Ты вся белая. Ты из-за Балашова переживаешь, что ли?
Ташка смотрела с недоверием, словно никак не могла взять в толк, как это возможно — переживать из-за Балашова аж до бледности.
Между тем, Алена именно из-за него была бледная, хмурая и рассеянная. И еще — злая. Она не понимала, что происходит, а когда решила выяснить, внятного ответа не получила, и теперь от бессилия оставалось только злобно скрежетать зубами. Откровенную беседу Лешка не поддержал, хотя раньше всегда охотно делился с ней любыми проблемами: от дырки на носке до ежемесячных отчетов у начальства.
