— Посылай курьеров к Дордалу и Гребуру, — твердо сказал он. — Лучше подготовиться к беде, которая может и не случиться, чем дать ей захватить себя врасплох. Действуй от моего имени.
— От твоего имени, отец клана, — гордо отозвался Тернат и поспешно вышел.
Реатур последовал было за ним, но передумал и направился по коридору к палатам самок. Как и всегда, они завопили от радости, едва он открыл дверь.
— Реатур! — заголосили они наперебой. — Привет, Реатур! Посмотри, что мы делаем!
— Привет, Ламра, Морна, Пери, Нумар… — Реатур не замолчал, пока не назвал по именам их всех и не приласкал каждую; он давно взял себе за правило запоминать имена своих наложниц. В отличие от многих отцов кланов, он, насколько это было возможно, старался заботиться о самках. Его даже коробило от древней сардонической поговорки «ведешь себя, как старая самка» — ведь самки умирали совсем юными. Ему нравилась их прямота и прелестная детская непосредственность, которую слишком быстро утрачивали молодые самцы.
— Посмотри, Реатур, посмотри, что я сделала. — Нумар гордо показала господину красные линии и кружочки, нарисованные ею на куске высушенной шкуры носвера мелким крошащимся камнем.
— Очень красиво, — угрюмо сказал Реатур.
— Похоже на Морну, правда?
— Конечно, похоже, — согласился он с некоторым облегчением: теперь не придется спрашивать, что означают эти каракули. Нумар могла обидеться на его недогадливость, а у него не было сейчас никакого желания и настроения успокаивать раскапризничавшуюся самку — все из-за наглого западника и его угроз.
— Взгляни, как набухли почки у Байал! — воскликнула Ламра.
Байал шагнула к хозяину владения и с гордостью продемонстрировала ему шесть выпуклостей, кольцом опоясывающих ее тело, по одному чуть выше каждой ноги.
— Мне хотелось бы знать, в каком из них самец, — пролепетала она.
— Мне тоже, — мягко ответил он.
— И я хочу иметь почки, — заявила Ламра.
— Я знаю, Ламра. — Реатур помрачнел еще больше. Он знал, что как только почки Байал созреют и детеныши высвободятся из ее тела, она умрет. Байал и сама знала об этом, равно как и Ламра, но они не придавали этому значения. Молодость избавляла их от страха перед смертью. Единственное утешение в жизни самок: они навсегда остаются молодыми, поскольку умирают, не достигая сколь-нибудь преклонного возраста. Впрочем, сам Реатур почему-то уже не считал такой порядок вещей утешительным.
— Я хочу иметь почки, — повторила Ламра. — Реатур, я хочу получить их от тебя сейчас же.
