– И сверх всего сказанного – они ввязались в бессмысленную войну с Дьёндьёшем, – добавил Шазли. – Действуй конунг Свеммель вполовину так эффективно, как думает, он поступал бы вдвое эффективней, чем на деле.
– Именно так, ваше величество. Отлично сказано. – Хадджадж с улыбкой отхлебнул вина. – Правда, экрекек Арпад тоже воспользовался гражданской войной в Ункерланте, чтобы расширить свои владения за счет Свеммеля…
– И последние годы Свеммель пытается ему отомстить, – закончил Шазли, прищурившись, отчего вид у него сделался хитроватый. – Я, конечно, ценю отмщение не меньше, чем любой другой, – какой бы иначе из меня был зувейзин? Но тот, кто не взвешивает затраты против прибытка, – глупец.
– С точки зрения конунга Свеммеля, Дьёндьёш – не единственная держава, которой Ункерлант должен отомстить, – напомнил Хадджадж. – Полагаю, это отчасти объясняет дерзость Ансовальда. – Он собрался было отпить еще вина, но замер, не донеся кубок до рта. – Надо будет настроить мой хрустальный шар на ауру дьёндьёшского посла. Нет. Я навещу Хорти лично.
– К чему бы? – спросил царь.
– К тому, ваше величество, что, если Ункерлант попытается достичь перемирия на дальнем западе – или если конунг Свеммель уже заключил такое перемирие, мы будем следующими на очереди, – ответил его министр. – Не думаю, чтобы даже у Свеммеля хватило глупости ввязаться в две войны разом. Но если он оставит прежнюю…
Глаза Шазли широко распахнулись.
– А Хорти признается в этом?
– Не вижу причин, почему бы нет, – промолвил Хадджадж. – По самой природе вещей Зувейза и Дьёндьёш едва ли могут быть врагами. Слишком далеко мы друг от друга; все, что есть у нас общего, – это граница с Ункерлантом. – Он вытащил из своего чемоданчика изрядно помятую рубаху и с мученическим вздохом напялил ее снова. – С разрешения вашего величества – я должен откланяться. Время не ждет.
Скарню зашел за дерево, чтобы облегчиться. Поскольку дерево росло в нескольких милях от границы, молодой маркиз утешил себя мыслью, что, поливая альгарвейскую землю, тем самым он выражает свое отношение к врагам Валмиеры. Однако если бы его полку удалось забраться на вражескую территорию глубже и совершить больше, у Скарню было бы легче на душе.
Застегнув гульфик, маркиз присоединился к своей роте. Благородная кровь делала его офицером. До начала мобилизации Скарню полагал, что та же кровь превращала его в командира. Раздавать приказы он, безусловно, научился, хотя и не с таким восторгом, как его сестра Краста. Однако в армии маркиз быстро усвоил разницу между теми приказами, что отдают лакеям, и теми, что отдают солдатам: первые требовали всего лишь повиновения, в то время как вторые еще и обязаны были иметь хоть какой-то смысл.
