И Летягин неожиданно для себя заговорил. Растерялся, задергался, но быстро сообразил, что его языком молотит Резон. Сопротивляться было бесполезно, Резон подчинялся только Трофиму.
– У меня предложения, Николай Евсеевич. Я сейчас готовлю докладную записку от вашего имени заместителю директора по науке. В ней говорится о том, что начальник отдела систематически третирует наше подразделение, не дает ему творческой и прочей свободы, подавляет инициативу в поиске деловых партнеров, наши концептуальные идеи передает другим секторам. Я составил список зарубленных хоздоговоров. Вы понимаете, куда я клоню?
– Понимаю. Куда? – никак не мог собраться с мыслями Николай Евсеевич.
– Петр Петрович держит нас за дураков, крепостные мы у него. Но это, так сказать, критическая часть записки, – голос Резона-Летягина взял паузу, – позитивная часть содержит предположение о выделении нашего сектора и создании на его основе отдела перспективных исследований со свободной договорной тематикой. Как вы думаете, кто может возглавить этот отдел?
Летягин заметил, что лицевые мускулы Николая Евсеевича выражают одну лишь уверенность без примеси осторожности. А затем голова начальника стала клониться.
– Купился, обалдел, вот что зов-то делает, – шепнул Трофим, а из долгой отлучки появился Красноглаз: «Здравствуйте, дядя Жора. Целую в лоб».
– Мы будем заключать договора, Николай Евсеевич. Ряд западных вполне надежных фирм уже проявил интерес к нашему ноу-хау. Возможно, в октябре придет приглашение от «Монт-эдисон» на симпозиум. Бабье лето на Лозанском озере – это, ах, это.. Фонд Сороса тоже от нас в стороне не останется. Вдвоем напишем обоснование на получение грантов... Ведь может собственных Невтонов и быстрых разумом Платонов земля российская рождать... И один из них вы, Николай Евсеевич.
– Кажется, перегнул, увлекся, – стал закругляться Трофим, – и так уже хорош твой пахан.
Действительно, Николай Евсеевич замер в полном оцепенении. Курительная комната рассыпалась, обозначилась воронка во всем своем великолепии, начсектора превратился в сочащуюся кровью сетку.
– Ну все, Летягин, пришел твой час, – сказал Трофим, – теперь не отвертишься. Тебе его нисколько не жалко, факт. Вдобавок ты голоден, как стая летучих кровососов после зимней спячки.
И Летягин понял, что нет у него ни сил, ни умения противостоять словам Трофима, хотелось только отомстить за свою обрыдлую жизнь. Подошла волна, Красноглаз завладел глоткой Летягина, но от первой же порции крови его затошнило. Георгий повернулся к Трофиму и сделал знак руками, мол, не могу.
