– Летягин, я, кажется, просил вас подождать в коридоре, а не скрываться. Или вы предпочитаете, когда вам по-иностранному говорят? – испортил воздух вредными словами Батищев.
– Ничего, посидит в кутузке, так научится понимать по-русски, – заржал один из сынов.
Летягин на секунду прикрыл глаза, потому что представил себе продолжение разговора. Сейчас его сложат буквой "Г", он начнет вырываться, ему вломят по шее, потом затащат в парадную и там дадут еще не раз. После этого лейтенант объявит, что понес ранение носа или уха при задержании мелкого, но злого хулигана, и все присутствующие скажут: «Ага». Наконец, преступника протащат мимо возмущенных бабушек в отделение, и там уже потерпевший и свидетели напишут «все, как было».
Летягин попятился:
– Извините, я не отсюда. Мне не сюда, – а потом уж откровенно стал удирать.
– Летягин, остановись, Летягин, пожалеешь, Летягин, со мной шутки плохи.
В этом Летягин не сомневался, поэтому и не остановился. Но устремившийся за ним топот оглушал испуганное сердце, и беглец вскоре стал изнемогать душой и ногами. Неожиданно грозные звуки оборвались двумя глухими ударами. Так падают мешки с картошкой. Все это происходило в обрамлении мата и собачьего лая. Летягин, пересилив ужас, оглянулся, и, хоть чуть сам не свалился, успел удивиться поразительной в своей простоте сцене. Дворняга дергала за штаны повалившихся милиционеров. Преследователи, наверное, бежали колонной по одному. Передний споткнулся о пса, а задний о переднего. Вторая собачонка терроризировала Дубиловых, но они мужественно встали стеной, пытаясь скрыть плотными телами срамную сцену.
Летягин, бросив наблюдения, вскочил в кстати подоспевший троллейбус и скрылся за поворотом. Однако, не доверяя теперь транспорту, сошел наугад, ввалился в первую попавшуюся парадную. Надо было покумекать в тишине. Он остался без дома, это – раз. Но и без работы тоже, потому что пропуск лежит там, где больше не дом. В свою очередь, шатание по улицам приведет лишь к полному истощению сил. Беличий бег в колесе неразрешимых проблем так утомил Летягина, что он охотно пал в объятия Карлссона-Морфея на ящике, где когда-то, во времена очень большого порядка хранился дворницкий инвентарь.
– Эй, вставай, дело есть, – кто-то долбил его в бок острым локтем.
В парадной было темно, Летягин сел и долго протирал глаза, прежде чем стал различать похожую на кляксу фигуру.
– Проснись, обворовали, – гнусаво вступала в беседу темная личность.
