— Что понял?
Разговор все меньше нравился Хосе. Хотелось уйти, но он не решался оттолкнуть преграждавшего дорогу Энрикеса. Как-никак фельдфебель, начальство… Хотя сам очкарик своим чином не кичился. В военные переводчики Энрикес угодил прямиком с университетской скамьи — из-за каких-то своих, неизвестных Хосе прегрешений решил послужить вдали от дома в добровольческой дивизии. И держался что с рядовыми, что с другими унтерами со студенческим панибратством.
— Что, что… — глумливо передразнил Энрикес. — Скажи, ради Святого Яго, — в Андалусии все такие кретины? У всех мозги от южного солнца так плавятся?
Хосе мысленно плюнул на субординацию и повернулся к фельдфебелю спиной. Кретин так кретин — вот и иди, поищи умных слушателей.
Энрикес сообразил, что слегка перегнул палку. Положил руку на плечо, заговорил по-иному, спокойно и доверительно:
— Получается, что тут, на первом этаже, только мы с Родриго спим — над той частью подвала, что облюбовал себе Кранке. Облюбовал — и никого туда не пускает.
— И что? — обернулся Хосе, против воли заинтригованный. Все-таки на восемнадцатом году жизни аромат тайны весьма привлекателен…
— Родриго спит, как сурок, а вот я… Я слышал снизу по ночам ЗВУКИ.
Последнее слово переводчик произнес самым интригующим тоном.
— Какие? — не удержался от вопроса Хосе.
— Негромкие… Словно постукивает кто-то… А порой вроде как скребется… Камень долбят, не иначе.
Он выдержал паузу и добавил громким драматическим шепотом:
— Клад ищут!
Тут Хосе опомнился. Врет очкарик или нет — какая разница? Если Кранке действительно ищет клад, да еще и тайно, без ведома Команданте, — тогда тому, кто про это узнал, не поздоровится. А не ищет — тогда не поздоровится тому, кто выдумал историю. И, вполне возможно, — тому, кто ее слушал, развесив уши…
И рядовой Хосе Ибарос уже не просто плюнул на субординацию — смачным пинком отправил ее куда подальше. Заодно отпихнул фельдфебеля, загораживающего выход из укромного, скрытого кустами уголка. На ходу фыркнул:
— Пей на ночь меньше — не будут звуки чудиться!
Никогда и ни о чем не вести разговоров с Энрикесом, — постановил Хосе, уходя. Мысль была здравая. Но, как выяснилось, запоздала.
* * *
Трезвая мысль — держаться от Энрикеса подальше — пришла явно с запозданием. Потому что в тот же день, ближе к вечеру, желание побеседовать с Хосе изъявил сам Кранке…
О чем? Почему? Не было у оберштурмбанфюрера СС никаких причин для беседы с тихим и незаметным рядовым из штабной охраны… Он и имя-то солдатика наверняка не знал, и никак иначе не отличал, скользил при случайных встречах равнодушным взглядом. Не было причин…
