Хосе неопределенно пожал плечами. Соваться в дела оберштурмбанфюрера Кранке ему не хотелось совершенно.
Официально тот числился представителем рейха при штабе Команданте (или, иначе говоря, генерала Инфантеса, командира «Голубой дивизии»). И ни в коей мере начальником для Хосе не являлся.
А на деле…
Лучше не связываться.
Коли посчастливилось оказаться при штабе, пусть и на десятых ролях, — после четырех месяцев, посвященных выживанию в аду, на передовой, — так уж сиди и крепче держись за теплое место. После неполного года, проведенного в России, желание Хосе мстить русским за родню, погибшую в ходе Освободительной войны, несколько поугасло [6]…
Поэтому Хосе ничего не ответил. Пожал плечами и постарался изобразить мимикой, что данный вопрос его ничуть не интересует. Меньше знаешь — крепче спишь.
Но Энрикеса явно распирала информация и желание поделиться ею. Водилось за ним такое.
— ОНИ ТАМ ЧТО-ТО КОПАЮТ! — объявил очкарик с самым таинственным видом.
— И что же? Бомбоубежище? — против воли втянулся в ненужный разговор Хосе.
Вопрос о бомбоубежище не был праздным. Несколько раз русские самолеты, пытаясь прорваться к узловой станции Антропшино и натолкнувшись на плотный заградительный огонь зениток, вываливали бомбы в стороне. В непосредственной близости от «замка» не упала ни одна, но берега извивавшейся под горой речушки — совсем неподалеку — испещряли свежие воронки. Во время авианалетов нынешние обитатели графского дворца спускались в подвал, но его выложенные из старинного кирпича своды не казались Хосе надежными. Сто лет назад, когда строился особняк, никто и подумать не мог, что с неба может падать воющая железная смерть, играючи пробивая крыши и перекрытия…
Услышав версию о бомбоубежище, Энрикес усмехнулся презрительно.
— О, Дева Мария, спаси и сохрани от идиотов! Скажешь тоже! Зачем убежище копать втайне? Пригнать взвод саперов — за три дня все сделают.
Услышав про «тайны», Хосе тут же плотно сжал губы. Не нужны ему эсэсмановские тайны… Абсолютно не интересуют.
Но Энрикеса было уже не остановить. Он повлек вяло сопротивлявшегося Хосе в сторонку, за кусты — очевидно, некогда подстриженные ровно, по линеечке, а ныне разросшиеся буйно и неухожено. Жарко зашептал в ухо, показывая в сторону дворца:
— Видишь вон окна, да? Там, в бывшей бильярдной, радисты с шифровальщиками спят. А дальше коридор, в самом его конце закуток без окон есть — не знаю, что там раньше было, но койки для меня и Родриго едва поместились… Понял?
