– Очень гордый человек. И умный. Даже ношение Черной Ленты он может обратить в доблесть.
Прежде чем ответить, Першоу тяжело вздохнул. Такое проявление эмоций не было ему свойственно.
– Мы принадлежим Клану и можем следовать только предписанным ритуалам. Я бы, конечно, лучше повесил его на рее, или пригвоздил к позорному столбу, или даже сжег бы на костре.
Ланж вдруг рассмеялась.
– О чем ты говоришь?
– Это все старинные унизительные казни. Ты думаешь, Хорхе такого не заслужил?
– Я так не говорила, я просто сказала, что он гордый.
– Но разве в твоем голосе не было восхищения?
– Восхищения? Возможное и было. Есть что-то называющее уважение в способности носить Черную Ленту с гордостью.
– Значит, наказание не достигло цели?
– Я этого не говорила. Ты сам так думаешь, воут?
– Ут. В этом человеке скрывается нечто, не поддающееся объяснению, его нельзя унизить любым наказанием.
– Разве это тебя не восхищает?
– Нет, не восхищает.
Они так долго бы еще проговорили и зашли бы, вероятно, очень далеко, но их разговор прервал курьер, принесший официальное сообщение от представителей Клана Волка.
Возвращение в казарму, где размещалось его звено, оказалось для Эйдена сущим мучением. Вернорожденные выстроились так, что он должен был пройти сквозь строй, и издевались над его Черной Лентой. Насмешки, язвительные замечания, грубые выкрики, злые остроты так и сыпались со всех сторон. Эйден пытался, насколько возможно, сдерживать себя, не замечать этого и шагал, глядя прямо перед собой. Он думал, что если встретится взглядом хотя бы с одним из оскорбляющих его, то не сможет удержаться от искушения опять начать драку. Но врезать хоть разок в ухмыляющиеся рожи Эйден не мог – запрещала Лента. Нарушать порядки, символичные для пути Клана, несмотря на все свое бунтарство, он не хотел.
Жеребец стоял неподалеку от входа в казарму, наблюдая, как гордо вышагивает Эйден. Несколько вернорожденных, которым было мало словесных издевательств, теперь еще передразнивали его походку. Жеребец вышел, чтобы встретить командира.
Хотя ничего не было сказано, Эйден почувствовал, что его друг безмолвно советует ему не обращать внимания на болванов.
– Правильно, – буркнул он свирепо самому себе.
Жеребец присоединился к Эйдену, и они вдвоем вошли в казарму. Зубоскалы еще некоторое время топтались возле дверей казармы, жестами показывая «труса». Детский, нелепый знак «трус» – несколько хлопков по горлу, груди и гениталиям. Наконец, устав от этой игры, они постепенно разошлись. Однако даже после того, как они исчезли из виду, ветер еще долго доносил их хриплый хохот.
