— царит среди нас.
Так прожил я сорок лет. Сорок раз мы обогнули море, сорок раз тысячи миллионов рыбок отложили каждая по десять тысяч икринок, и сорок раз в радости поднимались мы к поверхности моря, чтобы повеселиться под полной луной Нос Калан Гаэф, Осенних Календ. Но теперь приближалось мое время, и меня манили неводы Гвиддно. Однажды, когда я торил свой бесконечный путь сквозь глубины подводных дворцов Манавиддана, я вдруг оказался один. Однако ненадолго, поскольку ко мне приблизилась огромная рыбина, прекраснейшая из всех, каких только видел я во время своих странствий.
Я понял, что это Лосось из Ллин Ллиу, старейший изо всех тварей, который приобрел мудрость, поедая орехи, что всплывали из Источника Ллеуддиниаун. Он был огромен, плыл тяжело, бока его были покрыты шрамами, но яркие глаза горели неувядаемой юностью. Мы не обменялись ни словом, но я прекрасно понимал, что он приплыл за мной. Меня притянуло к его боку, там я и остался, повторяя все его повороты и рывки. Я не знал, куда он вел меня, но хорошо понимал, что свершается то, что было предсказано при моем рождении, и мне ничего не остается, кроме как подчиниться моему дихенидду.
Все дальше и дальше в океан стремил свой путь Лосось из Ллин Ллиу, а я плыл рядом с ним. Мы скользили над огромной, покрытой илом, бесформенной равниной, на серо-черной поверхности которой не было ни деревца, ни холма, ни озера, ни реки.
Там ничего не росло, разве что редкие маленькие растения, подобные папоротникам, что беспокойно метались в струях глубинного течения. Мы плыли не слишком глубоко под теми водами, в которых обычно плавали мои недавние сотоварищи селедки, макрели, кильки и прочие жители верхних вод, с которыми я познакомился в наших ежегодных странствиях. Теперь нам встречались мириады светящихся рыб, чьи глаза горели как раскаленные угли, когда поднимали они взор и смотрели, как мы проплываем мимо. Нас миновали еще более обширные косяки рыбок, крошечных серебряных дисков, сверкающих, словно монеты, сыплющиеся из королевских сундуков Ривайна и Каэр Кустеннина.
Мы плыли в глубине над поверхностью подводной равнины, ровной и безликой, тянущейся под нами миля за милей. Я чувствовал, что мы плывем все дальше на запад, туда, где отдыхают скакуны Бели, после того, как его золотая колесница, завершив дневной путь, погружается в море, но я и не думал о том, чтобы спросить своего сотоварища о том, куда мы плывем. Его спокойно-задумчивый вид говорил мне, что не просто так забрал он меня из привычного общества сельдей и увел в этот неведомый мир, далеко от знакомого моря Удд. Рядом с ним я чувствовал себя в безопасности — воистину, в этих пустынных глубинах я не видел никакой угрозы. Прямо под собой временами я видел, как над илом медленно всплывали облачка грязи, там, где неуклюже пробирались амфиподы или каракатицы выбрасывали свои длинные щупальца, чтобы схватить несчастную креветку. Легкие завихрения ила поднимались там, где торопливо зарывались в грязь щетинчатые черви или морские ежи, замечавшие приближение наших легких теней.
