О фантастике всерьез и с улыбкой | страница 53
Демидовский юридический лицей в Ярославле и снова - Смоленск. Теперь "г-н Беляев" выступает в роли помощника присяжного поверенного. И одновременно подрабатывает в газете театральными рецензиями.
Но вот скоплены деньги - и преуспевающий молодой юрист отправляется в заграничное путешествие. Венеция, Рим, Марсель, Тулон, Париж... В Россию Беляев возвращается с массою ярких впечатлений и мечтою о новых путешествиях: в Америку, в Японию, в Африку. Он еще не знает, что путешествовать ему больше не придется. Разве что переезжать с места на место в поисках целительного сухого воздуха...
В 1915 году Беляев заболевает. Туберкулез позвоночника. "Обречен..." считают врачи, друзья, близкие. Мать увозит его в Ялту. Постельный режим, с 1917 года - в гипсе.
В 1919 году умирает его мать, и Александр Романович, тяжело больной, не может даже проводить ее на кладбище...
В 1921-м Беляев все-таки встает на ноги. Работает в уголовном розыске, в детском доме, позднее, в Москве, - в Наркомпочтеле, юрисконсультом в Наркомпросе. Вечерами пишет, пробуя силы в литературе, - и вот в 1925 году, в третьем номере только-только возникшего "Всемирного следопыта", появляется неведомый дотоле фантаст - А. Беляев.
А болезнь не ушла, побеждена она лишь временно и еще часто будет возвращаться к фантасту, на долгие месяцы приковывая его к постели.
Но не только муки чисто физические докучали ему.
Советская литература делала свои первые шаги, и не все было гладко на ее пути. В литературной критике, в частности, господствовала резкая субъективность суждений. Находились люди, в корне отрицавшие фантастику. "Бессмысленные мечтания" видели они в ней, "пустое развлекательство" - и только. Ненаучную, вредную, реакционную маниловщину.
Те же, кто все-таки признавал за фантастикой право на существование, слишком крепко привязывали ее к "сегодняшнему дню". Безобидной была поначалу формула, гласившая, что "советская фантастика - изображение возможного будущего, обоснованного настоящим". Но у критиков эта формула превратилась во всемогущее заклинание, с помощью которого мечте подрезались крылья и горизонты ее ограничивались ближайшими пятью - десятью годами.
"Фантастика должна только развивать фантастические достижения науки", писал в журнале "Сибирские огни" критик А. Михалковский. Подобные заявления ничего, кроме вреда, советской фантастике не принесли.
Я добросовестнейшим образом пролистал множество комплектов газет и журнальных подшивок двадцатых - тридцатых годов и почти не обнаружил статей, проникнутых хоть малой долей симпатии к А. Р. Беляеву, едва ли не единственному, повторяю, писателю в предвоенной нашей литературе, посвятившему себя разработке трудного жанра.