И хлопнула дверью.
Придя к себе, я заплакала, уже не стесняясь. Наверное, это было слышно через стенку, потому что очень скоро зашуршал у себя в кабинете Горчаков, заскрипели половицы под его внушительной массой, потом он тихо, как, наверное, думал, выбрался в коридор, встал около моего кабинета и приник ухом к двери. Мое сопение и всхлипы, видимо, деморализовали его, потому что он постоял некоторое время и понесся за подкреплением в лице Зои. Через пять минут Зоя уже заскреблась в мою дверь, но я не отвечала. Никого не хотелось видеть, в том числе и Горчакова с Зоей. К тому же вахта под моими дверями, похоже, их опять сблизила, потому что, не добившись от меня отклика, они стали горячо шептаться, а потом прокрались к Лешке в кабинет и затихли. Вот тогда я вытерла слезы салфеткой, запудрила красные веки, с отвращением глядя на себя в зеркало, и пошла домой, потому что продолжать работу сегодня не имела никакого желания.
Ну и пожалуйста, думала я, ожесточенно ступая прямо в мокрую снежную грязь, раз так,.. Раз я не права, раз вы все считаете, что «вор должен сидеть в тюрьме», и наплевать какой ценой, раз вы считаете, что понятие профессиональной этики, чести и совести — это пустой звук… После того, как я поймала удивленный взгляд пожилой тетеньки, стоявшем на трамвайной остановке, я поняла, что разговариваю сама с собой, да еще и плачу во весь голос.
Даже не помню, как я добралась до дома, уже тыркаясь ключом в замочную скважину родной квартиры, вспомнила, что забыла купить хлеб, минералку и масло. Однако махнула на это рукой и вошла домой, смутно надеясь на то, что за продуктами отправлю peбенка.
Но не тут-то было. Сегодня определений был не мой день. Грязнущие Хрюндиковы ботм валялись посреди прихожей, а самого было не видно и не слышно, хотя обычно ареалы его нахождения в квартире помечаются разбросанными корками от мандаринов, огрызками чипсов, вопящей музыкой, включенным и забытым видео, пультом от телевизора, лежащим почему-то в туалете…
Я разделась, перепрыгнув через башмаки сыночка (принципиально их не убираю, в надежде, что он когда-нибудь споткнется о них сам), мимоходом глянула на себя в зеркало и содрогнулась от омерзения, потом пошла искать ребенка. Ребенок обнаружился в своей комнате, свет был выключен, музыка, что удивительно — тоже, а Хрюндик лежал лицом к стене, скрючившись на неразобранном диване. Я подошла к нему и наклонилась, он тихо сопел. Я позвала его, но ребенок не откликнулся. Тогда я легонько потрясла его за плечо, он дернулся и забормотал что-то неразборчивое, а потом опять отвернулся к стене и затих. Тут я испугалась. Наклонившись к нему почти вплотную, я принюхалась — спиртным не пахло; Гошка опять шевельнулся и проговорил какую-то абракадабру, что еще больше укрепило меня в подозрениях о самом страшном — о наркотиках. Спотыкаясь и выпадая из домашних туфель, я бросилась к телефону.
