Наконец «бээмвуха» притащилась на Ржевку. Неподалеку от «фордовской» станции все повторилось точь-в-точь, как у Прибалтийской: к «бомбе» припарковался борт о борт зеленый сто восьмидесятый «мерс». Номер его при такой погоде засечь не удалось, а «принять» было некому, так что, сжимая зубы от злости и обиды, Сарычев двинулся за «семьсот сороковой», приказав Самойлову держаться следом.
Вообще-то Александр Степанович чего-то в этой жизни не «догонял». Не мог он, например, понять, почему капитан Самойлов, защищая закон, ездит в раздолбанных «Жигулях», а те, кто этот самый закон преступают, в «БМВ» и «мерседесах»? Отчего это каждый средний бандит без сотовой трубы себя не мыслит, а у него на весь отдел одна она, родимая, да и то с денежным лимитом в придачу? Возникал естественный вопрос: если государство не стоит на страже своих же собственных законов, оно или не государство вовсе, или преступно по сути своей. М-да… А ведь всегда Александр Степанович старался держаться от политики подальше, считая, что его дело ловить и сажать за решетку преступников. Он в свое время и членство-то в КПСС воспринимал лишь как неизбежную нагрузку к основной работе. Однако нынешний «разгул демократии» вызывал у Сарычева рвотный рефлекс, невыносимо было, чувствуя свое абсолютное бессилие, наблюдать за полнейшим беспределом…
Тем временем «семьсот сороковая» припарковалась у ресторана, и из машины вышли двое — оба крепкие, в коже, уверенные в движениях. Когда они выходили, салон машины на секуду осветился и Сарычев заметил, что водитель остался в одиночестве — экипаж состоял из трех человек. Где-то через полчаса парочка вернулась сытая, раскрасневшаяся, причем и о голодном товарище не забыли — рулевому предназначалась тарелка с гамбургерами и литровая бутыль кока-колы.
«Наверняка в машине что-то ценное, раз часового оставляют. — Майор проглотил слюну, вспомнил, что Самойлов с лейтенантом тоже весь день не ели. — Значит, говоришь, гамбургеры на тарелочке…» Ему вдруг дико захотелось выскочить и показать свой очень непростой характер — распахнув дверь «бомбы», заученным движением захватить сидящую там сволочь, с ходу провести круговой хлест ногой, а после, произведя загиб руки за спину и удерживая болевой предел, колошматить бритой башкой о крышу, пока тело не обмякнет и не сползет вниз, к колесам машины. «Тьфу, ты! — Майор вытер внезапно вспотевший лоб и чертыхнулся. — Э, брат, так нельзя, иначе — край».
