Сидевший напротив нее на брошенном у костра потнике Этлен заметил печаль, омрачившую и так не слишком радостное лицо его феанни.
— Ты опять вспоминаешь?
Телохранитель имел право относиться к госпоже как к маленькой девочке — некогда он служил живым щитом еще отцу ее супруга-ярла. Тому самому Мак Кехте, что первым поклялся извести салэх и развязал Войну Утраты.
— Да, Этлен…
Фиал немного помолчала, пошевелила веткой угли затухающего костра. Пламя вновь весело вспыхнуло, вцепилось в сухую деревяшку.
— Вначале я думала, что со временем боль отступит, сотрется, но… Я забываю о ней только лишь во время боя. А потом…
— Потому, что ты не слушаешь меня. Боль и страдание нельзя залить кровью врага. Ты попыталась. И вот результат.
— Опять мы о том же? Сколько можно, Этлен? Я буду убивать салэх, пока мои руки способны держать оружие. Что бы ты ни говорил! — Мак Кехта затушила веточку, ткнув ею в пересохшую землю.
— Даже тех, кто и слыхом не слыхивал о твоей беде? Кто никогда не брал в руки оружия? Пахарей, лесорубов, трапперов?
— Всех! Под корень! Грязные твари не имеют права на жизнь.
Этлен легким движением поменял позу, вытянув вперед увечную ногу.
— Наверно, я кажусь тебе странным, феанни. Но я стар, очень стар, а старость заставляет по-другому смотреть на жизнь даже бессмертных. Я принялся задумываться. Странно для мастера клинка и рубаки, не так ли?
— Странно для перворожденного проявлять жалость к ублюдочным тварям, кои во сто крат хуже лесных зверей. Те убивают для пропитания. Даже стрыгай!
— Перворожденного… — Глаза воина сузились, а взгляд стал подобен двум острым сосулькам. — Я был младенцем, феанни, когда грифоноголовые корабли ткнулись форштевнями в черный песок закатного побережья. У нас не принято вспоминать, что мы пришельцы в этой земле. Беженцы, изгнанники…
Мак Кехта вздрогнула:
— Что ты говоришь?
— Истинную правду. Первую сотню лет нашего пребывания на материке Эохо Бекхом еще не был наложен запрет на эти воспоминания. И отец успел рассказать мне, как мы покидали свои острова…
— Постой, Этлен! Я не могу поверить.
— Я понимаю, феанни. В такое трудно поверить. Ты просто выслушай старика. Я чую скорую смерть. Было бы несправедливо уйти из этого мира, унося за край свое знание. Хотя, рассказывая это тебе, я нарушаю королевский запрет и, как истинный сид, должен пасть на меч.
Этлен замолчал. Потом тряхнул длинным хвостом белых волос и потер больное бедро.
— Ладно, слушай, феанни. Нести в себе тайну, не известную почти никому из ныне живущих, тяжелее, чем принять смерть от собственного клинка. Б'энехт Ольен. Благословенная Земля. Фаагэйл Ольен. Покинутая Земля. Демоны огненных недр наших гор пробудились и хлынули наружу потоком расплавленного камня. Алые реки сжигающей все на своем пути лавы. Вся мощь благородных ярлов, все искусство волшбы, накопленное филидами, оказались бессильны перед гневом стихии. Бездушной и безжалостной…
