— Не больше того, о чем уже сказал. А вы что знаете?
— По правде сказать, тоже ничего. Просто мысль… воспоминание о том, что когда-то видел. Но я мог и ошибиться. Не имеет значения.
Больше мы об этом не разговаривали. Очевидно, тема для Франсиско была болезненной. Для меня тоже.
Позже, когда мы познакомились поближе, Франсиско рассказал мне историю своей любви. Как я и догадывался, существовали преграды на пути к его объединению с «дорогой Долорес». Главным препятствием оказался отец девушки. Молодой солдат был всего лишь «бедным джентльменом», никакого имущества у него не было, только то, что завоюет своей саблей. А в Мексике честный человек этим немногого добьётся. У него появился богатый соперник, и именно ему дон Эусебио пообещал руку дочери. Отец пригрозил Долорес, что в случае отказа отправит ее в монастырь.
Несмотря на эту угрозу, Франсиско не терял надежды. Надежда его была основана на обещании Долорес. Она заявила, что скорее готова делить с ним нищету, чем выходить за ненавистного. Или предпочтет монастырю смерть!
Я о своем новом знакомстве не распространялся, во всяком случае ничего не упомянул о своем отношении к семейству Вилья-Сеньор. Мне казалось, что если я расскажу кому-нибудь о своей страсти к Мерседес, это погубит всю романтику. Поэтому я не сказал Франсиско ни слова.
* * *
С этого дня я стал известен, как один из самых рано просыпающихся американских офицеров. Ни разу не проспал я побудку, ни разу не пропустил заутреню в соборе.
Несколько раз я видел Мерседес. Каждый раз мы обменивались взглядами и с каждым днем все лучше понимали друг друга.
Но мы все еще не обменялись ни словом! Я боялся рискнуть и заговорить: боялся, что придется испытать унижение.
Я уже опять был готов обратиться к эпистолярному жанру, я даже написал письмо, надеясь передать его девушке. Во время каждой службы я искал такой возможности, ждал, когда прекрасная Мерседес, выходя с толпой из церкви, окажется вблизи меня.
Дважды меня ждало разочарование. На третий раз такая возможность появилась, но я ею не воспользовался. В этом отпала надобность. Желание, которое я высказывал в письме, выразила сама Мерседес. Спускаясь по лестнице на улицу, она оказалась рядом со мной и быстро прошептала:
— В шесть часов на Аламеде!
