— У них небольшой, не облагаемый пошлинами спортивный магазинчик в Северо-Восточном районе. Несколько лет назад были трудности. Инфляция, налоги и здание, требующее ремонта.
Он отпер дверцу для Ливи, но она осталась стоять, внимательно глядя на Торпа.
— И что?
— Двадцать лет назад бейсболисты зарабатывали не много. У Босса не было больших сбережений.
— Понимаю.
Ливи наконец уселась, Торп обошел машину спереди и остановился в раздумье. Наклонившись, Ливи открыла для него дверцу.
— И ты дао ему взаймы.
— Нет. Я вложил деньги в магазин, — поправил ее Торп, захлопывая дверцу. — Я не предлагал им взаймы.
Ливи смотрела, как он включает зажигание.
Она понимала, что ему не нравится весь этот разговор. Но привычки репортера брали свое. Ей не хотелось видеть правду. А состояла она в том, что Ливи было интересно все, что касается Торпа.
— Босс не взял бы в долг, и ты об этом знал. А если бы взял, то это нанесло бы незаживающую рану его самолюбию.
Торп обернулся к Ливи:
— Послушай, не много ли предположений на основе мимолетной встречи?
— Но ты же сказал, что я чуткая, — возразила Ливи. — Так в чем дело, Торп? Ты не любишь, когда люди вдруг понимают, что ты хороший парень? — И она слегка улыбнулась.
— Стоит только это показать — и крышка: всегда надо быть хорошим, от тебя только этого и ждут. А у меня нет такой привычки — всегда поступать правильно.
— О да. — Она улыбнулась шире. — Твой имидж; жесткий, несентиментальный прагматик.
Торп прервал беседу, крепко и нетерпеливо поцеловав Ливи. Она удивилась, но удивление сразу же сменилось желанием. Она уступила. Пусть это ошибка, она ее совершит. Пусть это безумие, она еще обретет здравый смысл, но потом. В это мгновение она хотела только одного: чтобы удовольствие повторилось.
Сейчас было достаточно его губ, чтобы утолить медленно возрастающий голод. Теперь не время задавать себе вопросы, почему он единственный, перед кем она сложила оружие. Она хотела только одного — еще. Снова ощутить то, что ощущала.
Сердца их бились в унисон, легко, быстро, и она поняла, что ее хотят, ее желают. Каково это — любить его? Чувствовать прикосновение его тела к своему, его руки?
Но нет, нельзя даже мысленно этого представлять. Все, однако, было напрасно — воображению не прикажешь.
Он коснулся губами ее щеки, потом виска.
— Хотелось бы мне продолжить это занятие в более уединенном месте. Хочу обнимать тебя, Ливи.
И он снова властно ее поцеловал.
— Я хочу всю тебя. Быть только с тобой.
