Фишер, что значит слово
puputan?
[46] Я объясню.
Меньше ста лет тому назад, в начале тысяча девятисотых годов, когда армия Orang blanda — голландцев – готовилась захватить Бадунг, наше самое большое королевство, навстречу захватчикам вышел раджа и вывел за собой своих наследников, жен, родных и слуг – всех вместе с их домочадцами. И на глазах у врагов они вынули священные ножи крисы и, согласно ритуалу, убили друг друга – слуги хозяев, отец сына, муж жен. Так же вскоре поступили и раджи королевств Таханг и Клугклунг. Только в одном Бадунге покончили с собой за один-два часа больше трех тысяч пятисот человек. Вот что такое puputan – благородное окончание собственной жизни. – Он помолчал, чтобы я мог переварить услышанное. – Тиап Фишер, у нас есть люди, есть целые общины, готовые умереть таким образом, только бы не нарушался баланс, установленный нашей древней культурой, и освященные временем обычаи, только бы их не вырывали из рук наших древних богов и не передавали в алчные руки недоброжелательных правительственных чиновников. Такое самоубийство может произойти и сегодня. – Шар на посохе опять сверкнул мне в глаза. – Готовы ли вы нести ответственность за подобные трагедии?
Никто никогда не упрекал меня в избытке воображения, но всякий, кто много путешествует, и видит много! Обрубки человеческих тел после налета боевиков ИРА, прошитые пулеметными очередями трупы восставших африканцев. И слишком отчётливо звучал в моих ушах вопль волка с отсечённой рукой, который корчился у меня в ногах, слишком хорошо помнил я тёмную кровь, льющуюся по нашей широкой палубе, дымящуюся и разъедающую мне руки, пока мы прокладывали себе путь к свободе, и все ещё не забылся визг kuro-i и сражение на крыше контейнера во время недавнего злополучного путешествия.
Мной овладел ужас, перед моими глазами возникли горы тел, корчащихся, содрогающихся, – всё, что я видел когда-то, слилось в устрашающую картину, и по этим поверженным телам, давя их, как триумфальные колесницы, двигались грузовые машины с эмблемой проекта. И во всех кабинах за рулем сидел я…
Я стукнул кулаком по подлокотнику. Священники вздрогнули, будто и они были заворожены этим пугающим зрелищем.
Да, Бхарадах умел говорить, но его речь была не чем иным, как грубым эмоциональным шантажом. А я эту низость ненавидел лютой ненавистью, где бы ни сталкивался с подобным – в рекламе ли, в проповедях или в деловых переговорах. Я считал такой приём насилием, манипулированием моими чувствами, чем-то вроде атаки на мою душу. Язык у меня чесался дать ответ, и я упёрся взглядом в
