Да, хорошим Правителем был Чен. Вот только за всеми хлопотами сыновей своих проглядел. Вырос один из них легкомысленным лентяем, а другой со временем превратился в запойного пьяницу. И когда старый Правитель умер, Кидсерман сразу понял, в столице ему делать больше нечего. Вернулся в родную деревню, женился и зажил обычной размеренной жизнью. Так же поступили и некоторые его товарищи. Но и те, кто остался, вскоре тоже перестали быть воинами. Одни обленились, заплыли жиром, другие с головой ушли в придворные интриги, кое-кто просто спился вслед за братом Правителя. Так и остался клан без защитников. Сколько ни набирай крестьян да ремесленников в ополчение, путного войска из них все равно не получится.
Правда, в отряде Кидсермана собрался не совсем простой народ. Сотник специально ездил по деревням, искал крепких, толковых парней и понемногу учил их воинским премудростям. Знал, что когда-нибудь они ему очень понадобятся. И каждый год водил добровольцев в Озерную Долину набираться опыта. Хоть и ворчали парни — не мог, мол, другого времени найти, в самый сенокос (жатву, обмолот и так далее) от хозяйства оторвал, но все-таки шли. Кидсерман сумел убедить их, что только они сами смогут защитить свои дома от захватчиков, а на Правителя особо надеяться не стоит.
Своего сына сотник тоже однажды взял в поход, но здесь, пожалуй, поторопился.
Парнишка прямо-таки заболел войной и мечтает теперь стать великим полководцем. Еле удалось в этот раз удержать его дома. Как он там сейчас? Небось матери с ним совсем сладу нет.
— Эй, сотник! Глянь-ка сюда! — оторвал Кидсермана от мыслей о доме один из бойцов.
Сотник подошел поближе и увидел сидящего в траве под кустом долгоцвета тщедушного паренька. Его старые, явно с чужого плеча доспехи армии Клана Страха были залиты кровью. Но сам он если и был ранен, то, судя по всему, не сильно. «Совсем еще мальчик, — подумал сотник, — не старше моего Сермангира». Юноша, у которого уже отобрали оружие, смотрел на обступивших его воинов, как угодивший в силки пышнохвост, и пытался закрыть собой тело другого солдата. Кидсерман наклонился, осторожно отодвинул руку паренька и осмотрел лежавшего. Даже если бы из горла его не торчала стрела, все равно не могло быть никаких сомнений — солдат был мертв.
— Пойдем со мной, парень. Расскажешь, что с тобой приключилось, — сказал сотник, с сочувствием поглядев на пленника. И добавил, уже повернувшись спиной: — А товарища своего оставь здесь. Ты ему уже ничем не поможешь.
