— А как по-твоему, не можем мы пробраться к ним ночью, пока они спят?
— Что-то тебя вдруг на приключения потянуло.
— Интересно, ванная комната у них тоже есть? — задумчиво произнесла Джуди. В ней опять проснулась домохозяйка. Ей хотелось узнать, что у них там — настоящие краны с горячей и холодной водой или газовая колонка.
Никки в эту минуту тоже волновал хозяйственный вопрос.
— Джуди, если нам возвратят наши штаны, ты сумеешь зашить их по шву?
— Еще бы!
— Ну тогда ладно.
— И мы, наконец-то, сможем перестать визжать и гнусить вдоль улиц Рима!
— ?
— Цитата из «Юлия Цезаря», а это вот наши тоги.
И приподняв подол впавшей ныне в немилость ночной рубашки, Джуди прошлась в пируэте по пустому ангару, мерзко кривляясь в подражание римским призракам, упомянутым бардом.
— Если забраться туда ночью, — сказал Никки, — можно будет прочитать дневники.
Настал ее черед изображать знак вопроса.
— Полка в будуаре вся заставлена дневниками.
— Почему ты так думаешь?
— У них на корешках золотом оттиснуты даты.
— Это могут быть календари или еще что-нибудь.
— Могут.
— А какие даты?
— Самая первая — тысяча восемьсот сорок девятый.
— Как же он мог вести дневник в восемьсот сорок девятом году?
Джуди посчитала на пальцах, — по одному на каждое десятилетие, — подбираясь к 1949 — му, после чего ей пришлось бы тайком прибегнуть к пальцам на ногах, чтобы пересчитать года. К несчастью, добравшись до десятого пальца, она вдруг вспомнила, что нулевой год был приписан к первому веку, и сбилась со счета.
— Я предполагал, что они могут быть какими-нибудь там таблицами приливов, — сказал Никки, — но и тогда непонятно, зачем ему таблицы за тысяча восемьсот сорок девятый год. Может быть, там чтонибудь астрономическое.
— Некоторые пользуются мылом, чтобы изготовить ключи.
— Постарайся думать о чем-нибудь другом, дорогая.
— Пользуются, пользуются. Свистнут ключ, вдавят его в кусок мыла, и получается оттиск, и они…
— Ой, да знаю я все это, дурища, но сам-то ключ из мыла не сделаешь. С оттиском и останешься.
— Можно попросить Пинки, он сделает.
Никки запнулся.
— Не знаю, это может оказаться опасным.
— Если они отрезали ему язык, чтобы он не мог разговаривать с нами, значит, и с ними разговаривать он тоже не может.
— Ты думаешь, это они?
— Правда, может, у него и вообще никогда языка не было.
Она прибавила:
— Никки, как это возможно? Я хочу сказать, если Китаец такой добрый, подарки такие замечательные делает, как же они могли отрезать ему язык?
