Поскольку Варент выбрал окольный путь, постоялые дворы им больше не попадались, а фургон, настолько маленький, что в нем и один-то человек с трудом помещался, был отдан Варенту. Каландрилл, как и все остальные, спал на твердой земле, подложив седло под голову. Нельзя сказать, чтобы этой ранней весной ночи были очень уж холодны, а в лесах, что попадались им на пути, было предостаточно хвороста, но все же земля слишком мало походила на кровать, и очень скоро радость от путешествия померкла. Теперь Каландрилла все больше занимали комья грязи, впивавшиеся ему в ребра ночью, и роса, от которой каждое утро волосы и лицо, а когда во сне он случайно скидывал одеяло, то и одежда, у него оказывались сырыми. Как бы он хотел быть таким же закаленным, как Брахт: керниец каждый вечер просто заворачивался в одеяло, прижимая к себе меч, как любовницу, и тут же крепко засыпал. Никакие сновидения не нарушали его отдых.
Каландрилл же каждую ночь видел сны, которые долго не оставляли его в покое даже после того, как он, проснувшись, вытирал от росы лицо, постанывая от боли в мышцах и спине и от мысли, что впереди его ждет еще один день в седле. Некоторые из его снов были расплывчатыми и настолько подернутыми дымкой, что оставляли после себя только дурное предчувствие и неопределенную усталость; но были и такие, что западали в память.
Поначалу ему снились чудища с волчьими головами, кошмарные существа с пастью, утыканной острыми клыками, и с глазками, полными ненависти. Этот сон не удивлял его, и он довольно легко примирился с ним. Но бывали и такие сны, что еще долгое время не давали ему покоя.
Самым страшным из них было видение Варента: вот он с улыбкой на красивом лице рассказывает ему о предстоящем путешествии; но вот поворачивается, чтобы уйти, и Каландриллу вдруг предстает ужасное в своем ухмыляющемся оскале лицо, постепенно становящееся похожим на волчью морду тех демонов, что напали на них, а черный плащ, развеваясь, вдруг превращается в пару огромных черных крыльев, поднимающих сильный ветер, и он взлетает в воздух, как летучая мышь с волчьей головой, ввинчивающаяся с насмешливым хохотом в небо. Временами ему снился голос Брахта: «…у колдуна много лиц». Иногда же наемник снился ему с мечом в одной руке и зажатыми монетами в другой, а в голубых глазах его блестели презрение и укоризна. То ему снилась Реба, и ее музыкальный голос все повторял и повторял предсказание, а затем он вдруг видел и Варента, и Брахта вместе, и они появлялись из тени за спиной у слепой провидицы и оба манили его, каждый к себе. Тогда он поворачивался к Ребе, ища ее совета, а она качала головой и растворялась в пламени свечи, оставляя его одного выбирать между двумя.
