Владыкой Скорбей.
Испуганный Гарет мгновенно вспомнил про орков и их дурное предзнаменование, связанное с пылающим озером. С того момента он стал уважительнее относиться к оркам и их верованиям.
По рядам собравшихся побежал приглушенный ропот. Люди не удовлетворились услышанным; они хотели получить объяснение. Отец Гарета, нахмурив брови, вполголоса говорил со своим соседом. Мать мальчика, обмахиваясь платочком, тоже перешептывалась с соседкой. Гарету хотелось увидеть лицо Дагнаруса, но в это время принца загородил наклонившийся к нему Сильвит. Король Тамарос был в высшей степени раздосадован. Его гнев выдавали хмурый взгляд, стиснутая в кулак рука и сама его поза — сгорбленные плечи делали короля похожим на свирепую старую сову.
— Такова воля богов, — пытаясь оправдаться, сказал Высокочтимый Верховный Маг и сурово добавил: — Усомнившись в воле богов, мы лишь навлечем на себя большую беду.
— Но что все это значит? — требовательным тоном спросил король, рассердившись не на Рейнхольта, а на богов.
Король был подавлен, самолюбие его уязвлено. Отец боялся за сына.
Высокочтимый Высокий Маг ответил не сразу. Пока он обдумывал ответ, Гарет перевел взгляд на того, о ком, казалось, все позабыли — на Хельмоса.
Среди всеобщего замешательства он оставался собранным и спокойным. Лицо кронпринца по-прежнему было светлым; возможно, он и сейчас пребывал с богами. Страхи и дурные предчувствия, охватившие собравшихся, оставляли его равнодушным. Доспехи, обретенные Хельмосом, защищали его не только от стрел и ударов меча. Сверкающие доспехи были внешним отражением его веры, блеск которой ничуть не потускнел. Он знал, какой смысл вложили боги в его титул и каковы были их намерения. Главное, что он знал и понимал это сам; понимание других его не волновало. Окружающий мир со временем узнает ответ. Или не узнает.
— Мне представляется, ваше величество, что волю богов надо понимать так, — Высокочтимый Верховный Маг говорил медленно, тщательно подбирая слова. — Ваш сын Хельмос станет Владыкой, который возьмет на себя людские скорби, сделает боль других своей болью и встанет преградой между людьми и злом.
Собравшиеся негромко вздыхали. Хельмос слегка, почти незаметно, кивнул. Да, Высокочтимый Верховный Маг правильно истолковал волю богов.
Король Тамарос оцепенел. Потом его лицо вспыхнуло. В замешательстве он повернулся к Хельмосу.
— Прости меня, сын мой, — произнес Тамарос, после чего возвел очи к небесам. — Простите меня, боги! Моя вера на мгновение пошатнулась. Но вы поймете меня, боги; вы, всемудрые и всезнающие, поймете чувства отца.
