Мировая холодная война | страница 2
ФДР постоянно настаивал на увеличении объема поставок по ленд-лизу и ускорении этих поставок. Он настаивал на высоком уровне постоянных контактов. После визита Гарри Гопкинса в Москву в июле 1941 г. Сталин все более виделся в Белом доме как реалист и рациональный политик. В Тегеране и Ялте это мнение укрепилось. «Одним из фундаментальных положений политики Рузвельта, — пишет американский историк Д. Ергин, — было признание жизненной важности того, что Соединенные Штаты должны иметь реалистичную оценку советской мощи и создаваемой им сферы влияния и отдавать „должное“ потребностям безопасности Сталина. Сферы влияния были не предметом фривольного выбора, но скорее основными данными системы международных отношений».
Но Рузвельту приходилось разговаривать на двух разных языках. Со Сталиным он говорил на языке политического реализма, а в США взывал к вильсоновскому мировому идеализму. С русскими он говорил на языке Великого Союза, основываясь на реальностях международной политики. В своей собственной стране он излагал свою программу на идеалистическом вильсоновском языке, получавшем все более широкое распространение. Смесь реальполитик и вильсонизма могла породить горючую смесь. 1 января 1945 г. Рузвельт сказал слова, важность которых трудно переоценить. «Оккупирующие силы владеют властью на территориях, где присутствуют их армии и каждый знает, что другие не могут изменить эту ситуацию. Русские владеют силой в Восточной Европе. Практично использовать нашу силу только с целью несколько улучшить ситуацию». Что же касается всемирной организации, то «единодушие практически является строго необходимым». Мир такой, какой он есть. Россия определяет свою безопасность по своим границам. Спорить с ней по некоторым вопросам не только безнадежно, но и опасно пытаться подчинить русских американской воле.
Довольно рано Рузвельт пришел к умозаключению, что новые советские границы включат в себя часть польской территории, Бесарабию, балтийские государства и часть Финляндии. Он знал теперь, что российское влияние проникнет глубже в Европу. В таких обстоятельствах было бы бесполезным противостоять непосредственным целям Сталина, поскольку в его силах было завладеть этими землями при любых обстоятельствах. Лучше было постараться смягчить характер советского влияния. «Единственным практическим курсом было бы попытаться улучшить ситуацию в целом». В том же духе Рузвельт пришел к умозаключению, что «мир нужно видеть таким, какой он есть; Россия обеспечит интересы своей безопасности вокруг своих границ. По некоторым вопросам было бы не только бессмысленно, но и, собственно, опасно принуждать Россию следовать американской воле"».