- Признайтесь, вам этого не хватает.
- Немного.
- Чем же вы занимаетесь день-деньской?
- Ничем. А для этого требуется большая выучка.
- Странный малый, - бормочет Дрё. - У вас, конечно, есть собственное мнение насчет этого таинственного самоубийства.
Но вы предпочитаете держать его при себе. Я не тороплюсь. Как-нибудь вы поделитесь со мною своими соображениями.
В самом деле, нужна недюжинная выучка, чтобы привыкнуть к роли зрителя. В журналах я вычитал, что инвалиды объединяются ради того, чтобы жить, как другие. Они правы, если, по крайней мере, им удается устраиваться самостоятельно. Но я! Ведь я уже был человеком, слившимся с двумя колесами; они были живыми, быстрыми, были неотъемлемой частью моего существа, моим продолжением. Мотоцикл - не протез. Теперь я прикован к этой абсурдной коляске, которую должен тащить, энергично разворачивая плечи. Представьте себе раненую чайку, ковыляющую, как утка на птичьем дворе. В конце концов я знаю, чего хочу. Потому и ухожу в подполье. Я не приемлю свое увечье. Воспринимаю его как гнусное и чудовищное наказание. Свет мне не мил. Пусть он обходится без меня. Пусть убивают, пусть режут друг друга где угодно. Меня это мало трогает, так как я навеки принадлежу к раздавленным, увечным, безногим отбросам. Даже если Дрё докопается до истины, что из этого? Меня бросят в тюрьму? Смешно. Я уже в тюрьме. В передвижной тюрьме, из которой не убежишь. Я ворошу воспоминания, драгоценные образы, вижу толпы детей, которые протягивают мне клочок бумаги, ручку. Эти возвраты в прошлое могут длиться долго. Остаются также мелкие сплетни Жермена, когда он приносит мне еду, перестилает постель, убирает в комнате. Он знает, что его болтовня доставляет мне удовольствие. Рассказывает о том, что творится в городе, о происшествиях, инцидентах во время избирательной кампании, а также о старухе, которую торжественно зовет "госпожа графиня", о том, что она невыносима, у нее собачий характер и ее приятельницы ничуть не лучше.
- Ее часто навещают?
- Почти что ежедневно, от четырех до шести. Дамочки с пекинесами, чай с бисквитами... Жермен здесь, Жермен там... Будто я Фигаро.
Я перезаряжаю свою маленькую внутреннюю кинокамеру. Чай, старые дамы... Судачат об "этой интриганке", об "этом безногом". Неизвестно, откуда они взялись... О, в конце концов полиция докопается до истины.
Я открываю глаза. Моя комната, фотографии, трубка, кисет на камине - неизменный декорум моего существования. Да. Требуется большая выучка, чтобы переносить все это. К счастью, до Шамбона рукой подать. А Шамбон - нескончаемый нытик, чванливый, постоянно оглядывающийся на самого себя и на то, какой эффект он производит. Он входит, закуривает легкую сигару (как ему это не идет!).
