А теперь, говорит та, другая, осторожно возьми чашку, поставь на столик и ложись рядом. Ему это будет еще приятней. И ласкай. Целуй и ласкай. Целуй и ласкай. Шепчи про то, как ты Его любишь. Шепчи нежно. Ласкай нежно. Целуй горячо. Так, чтобы у Него затвердел. Это Ему очень приятно. Еще приятней, чем кофе. Горячий и твердый. Шепчи про это и ласкай. Ласкай. Ласкай. Словно флейту.
А потом впусти его в себя. Горячего и твердого. Чтобы владел и царствовал!
Так говорит мне та, другая. Говорит, что это очень приятно Ему…
Но приятно ли мне?
Я в этом пока не разобралась.
20.08.
Спрашивать у Него о чем-то действительно важном для меня, о том, что меня волнует и мучает, совершенно бессмысленно. Он или отшучивается, или врет — нескладно и неумело, так, что концы с концами не сходятся. И от этого мне еще страшней.
А может, и не врет вовсе? Может, и Он тоже после автокатастрофы? И теперь не только ничего не помнит из прежней жизни, но и в этой-то плохо ориентируется. Хорошая у нас получилась парочка — Беспамятная и Сумасшедший! Это куда ж нас жизненная кривая в результате вывезет?!
Жить с сумасшедшим и ничего не понимать очень страшно. Это как идти по тонкому, ежесекундно готовому надломиться льду — я где-то это читала. Поэтому я решила Его протестировать. Если, думаю, обнаружу опасные дефекты психики, то сбегу от Него. Хотя куда мне бежать?..
Задачку я себе задала не из легких. Надо было провести тестирование так, чтобы объект, то есть Он, не заметил этого. В противном случае, окажись Он сумасшедшим, обнаружившим подвох, я могла бы столкнуться с совершенно непредсказуемыми реакциями: буйством, суицидом, эпилептическим припадком или еще чем-нибудь-нибудь не только не эстетичным, но и представляющим для меня угрозу.
— Милый, — сказала я с напускным безразличием, — у меня прямо перед окном растет жасминовый куст.
— Да, — ответил Он, листая мужской журнал, — растет. Для красоты.
— Но он загораживает мне вид на пруд. А я люблю смотреть, как по водной глади плавают горделивые лебеди.
— Так выйди к пруду, когда захочешь на лебедей посмотреть, и сиди на скамейке. Сиди и смотри до тех пор, пока эти горделивые лебеди тебе не осточертеют.
— А не мог бы ты, дорогой, — сказала я как можно естественней, — сказать жасминовому кусту, чтобы он передвинулся немного. Чтобы не загораживал мне вид на пруд.
— Нет, дорогая, — ответил Он, удивленно вскинув брови. — Это невозможно. Потому что у куста нет ног. И он не может ходить с места на место.
