Если вернуться снова во времена моего детства, так про дядьку Ивана надо сказать прежде всего, что жил он очень бедно. Все дети служили, кто в имении, кто у раввина, кто у кулака, и Веня, и девчата - с самого малолетства. А отец с буланкой кое-как переворачивал свою полоску с боку на бок, с одной стороны, бедняк, а с другой - еще и лентяй, смолоду подпорченный легким хлебом.
Мой крестный, портной Рафалок, человек душевный и малость бывалый, разъяснял мне это так:
- Ваня Бохан-Калоша если б жил в городе, дак, может, и жил бы как-нибудь по-людски. А тут - ни вола его, ни осла его...
Такое приспособление к бедности, такое прочтение десятой Моисеевой заповеди о грехе зависти: "Не пожелай дома ближнего твоего... ни жены ближнего твоего, ни вола его, ни осла его..." И т.д.
- Папа, вы мне купили черевички?
Несмелый детский вопрос, от которого у иного отца душа перевернется. А он, Иван Степанович, вернулся с ярмарки подвыпив.
- Тибе черевички? - защищается он. - Тибе платьице? - То девочкам, а это - сыну, мальчику: - А тибе, може, галстук или шляпу канотье? А спросили вы, стервецы, а здоров ли ты, папенька? А?
Дети были молчаливые, покорные, как будто все трое - и девочки, и Веня - по матери. На таком вопросе о черевичках или о чем-нибудь другом претензии их и кончались. Да и случалось такое только тогда, когда они были маленькие. Подросли, разошлись по службам и сами уже старались не только для себя, но и в дом.
А папенька долго был молодым. Если в их хате вечеринка, так он еще и поучит молодежь танцевать городскую ойру. (Еще одно его такое же длинное прозвище: "Ой, ци-дри-ца, ойра, ойра!") Парням-пожарникам, когда они временами налаживали в праздник свои занятия, Летчик показывал, что такое настоящая гимнастика, даже на импровизированном турнике. А уж дольше всего он пел. И в партизанах, бывало, вечером в притихшей землянке. Уже старый, немощный, но все еще молодо-сильным, хоть никогда не звучным, грудным, приятным голосом.
...Только этим и похож на отца Веня Бохан-Калоша, мой тихий друг с самого детства. Работает он в Гродно слесарем на заводе, видимся мы временами летом в Нижних Байдунах. Однажды пели за столом, дошли и до такой: "Звенит звонок насчет поверки" - про Ланцова, что умел удирать из-за решеток.
- Мой Летчик очень любил эту песню, - сказал тогда Веня добродушно, снисходительно, как про кого-то младшего. И, помолчав немного, засмеялся: Помнишь, как они воевали когда-то с Захарой, Тангу и Петергоф?..
