— А между тем тебе надо отдохнуть, возможно, сходить в баню. От горячей воды кое-какие синяки пройдут. — Она протянула ему небольшой сосуд с мазью, чтобы он смог снова наложить ее, когда потребуется.
— Прекрасно. — Росс поднялся и натянул на себя свой разодранный плащ. — Кстати, я пленник?
Джулиет озадаченно поглядела на него:
— Разумеется, нет. — И закусила губу, сообразив, что никакого «разумеется» во всем этом нет, по крайней мере в том, как она раньше с ним обращалась. — Тебе отвели комнату, я провожу тебя. Твои вещи наверняка уже там.
Росс молча проследовал за ней по приземистому зданию. В отведенных ему покоях его уже поджидали седло и поклажа с вьючной лошади.
Распорядившись насчет восточной бани, Джулиет сказала:
— Через час после захода солнца. Я пришлю за тобой.
В какой-то миг в голове у нее пронеслось, что они стоят на пороге спальни; они вошли туда вместе, не отставая друг от друга. Судя по загадочному взгляду, который бросил на нее Росс, мысли его работали в том же направлении.
Джулиет резко повернулась на каблуках и, не оборачиваясь, вышла из комнаты, заставляя себя двигаться медленно, а не спасаться бегством. Она свернула в следующий коридор, затем снова свернула. Во дворце и в лучшие его годы было немного обитаталей, а эта его часть обычно пустовала. Наконец-то она одна — в первый раз с тех пор, как обнаружила Росса.
Решительность, что поддерживала ее несколько прошедших часов, вдруг исчезла. Силы оставили ее. Джулиет прислонилась к стене. «Боже милостивый, Росс прав, было бы намного легче, если бы он никогда не узнал, кто я… но мне некого винить, кроме самой себя, за то, что я открылась ему».
Джулиет бил озноб. Она приникла к стене, прижавшись щекой к грубой штукатурке, и судорожно, прерывисто задышала. «Если б я хотя бы не подгоняла его! Это правда, что я тревожилась о его ранах, меня вывело из себя и его спокойствие, однако я вела себя вызывающе из-за гнева. В очередной раз проклятый нрав рыжих подвел меня, и все мои поступки подогревались только этим. Подобное уже не раз случалось».
Она испытывала гнев не по отношению к самому Россу, но к его присутствию. Джулиет несколько лет провела в одиночестве, пытаясь заново построить свою жизнь, обрести покой, но за какой-то миг муж разрушил и то и другое. «В его распоряжении целый мир, он может скитаться где угодно, так какого же дьявола он оказался на моем дворе?»
Росс наверняка погиб бы, если бы не своевременное появление Джулиет и ее людей, поэтому она, в сущности, не могла сожалеть о таком повороте судьбы. И тем не менее она по-прежнему злилась, а ее гнев, вызванный несправедливостью, побудил ее вести себя, как покупательницу среди работорговцев. «А вся ирония в том, что я, будучи в шоке от его безобразных шрамов, не смогла вовремя опомниться и поэтому стала казаться опаснее, чем намеревалась. И в результате привела в ярость человека, который известен своим благонравием. Таким образом я осудила себя на глубокую, причиняющую боль вражду. Но что хуже всего, коснувшись совершенного, знакомого тела Росса, я пробудила в себе чувства, которые пыталась похоронить еще двенадцать лет назад…»
