— Клариссима, мне кажется, вы только что произвели революцию в бильярде. Я еще никогда не держал в руках более удобного кия.
— Я и сама была поражена его возможностями. — Она закусила нижнюю губу. — Вот что: поскольку мой кий лучше вашего, несправедливо, чтобы вы давали мне фору. Вы при каждом ударе должны делать карамболь, а я нет. Повторяю: это несправедливо. Мы должны играть на равных. — Она шаловливо улыбнулась. — Я не хочу пользоваться слабостью, которую вы сами придумали.
— Вы можете пользоваться моей слабостью в любое время, — медленно проговорил он, плотоядно глядя на нее.
Никлас ожидал, что в ответ на его двусмысленную реплику Клер бросит на него испепеляющий взгляд, но вместо этого, кокетливо взмахнув длинными темными ресницами, она сказала:
— Возможно, я сделаю это позже. Но сейчас давайте поиграем на бильярде. Я тоже буду делать карамболи.
— Тогда мы будем играть более или менее на равных. Когда Клер начала следующую партию, Никлас прислонился к столу и попытался осмыслить те изменения, которые в ней неожиданно произошли этим вечером. Как ни хотелось ему поверить, что она решила наконец прекратись сопротивление и насладиться неизбежной капитуляцией, он не мог убедить себя в этом. Маленькая хитрая ведьма, возможно, просто хочет поставить его на место, победив в игре на бильярде. И с ее усовершенствованным кием и обретенным с помощью упражнений умением она вполне могла бы достичь этой цели, если бы врожденное чувство справедливости не заставило ее играть с карамболями, как играл он.
Он не мог оторвать от нее глаз — столько утонченного изысканного эротизма было в ее движениях. Когда Клер загнала в лузу второй шар, Никлас вдруг осознал, что сегодня она выглядит как дорогая куртизанка, как женщина, полностью уверенная в своей неотразимости, своей власти над мужчинами. Хотя он был полностью убежден, что параллельно с игрой в бильярд Клер отнюдь не занималась изучением искусства обольщать мужчин, сегодня она, несомненно, демонстрировала свою природную чувственность так явно, как никогда прежде.
Он был насколько погружен в свои мысли, что Клер пришлось повысить голос и повторить:
— Никлас, ваша очередь.
Наконец услышав се, он наклонился над столом и прицелился. Игрок он был отменный, однако дух соперничества был ему чужд, и потому с годами он стал играть без особенного рвения. Но неожиданные успехи Клер заставили его призвать на помощь все свое искусство. Он быстро и умело положил в лузы все шары, и наступил черед Клер что-то снять с себя. Она тут же сбросила одну из своих лайковых туфелек, на миг показав ему обе лодыжки. Затем, поставив ногу в чулке на ковер, сказала:
