Не рассчитав в темноте расстояние, Лора наткнулась на его кровать, упала поперек, но муж крепко обнял ее и положил рядом. Она устроилась поудобнее, натянула одеяло и обхватила Йена руками, чувствуя на шее его теплое дыхание.
— Что случилось? — повторила она.
— Ничего особенного. Просто… лампа погасла, я начал искать спички, уронил ее со стола. Прости, что разбудил тебя.
— Еще бы не промахнуться в такой темноте. Здесь есть другая лампа?
— В моем багаже, сейчас поищу. Умом я понимаю, что ничего страшного в темной комнате нет, а подсознание рисует мне пустыню с зыбучими песками во время песчаной бури.
Йен провел рукой по спине жены, словно убеждаясь, что она рядом.
— Хорошо, от этого мне намного легче.
— Я рада. — Стараясь отвлечь мужа от тревожных мыслей, Лора спросила:
— В «черном подземелье» совсем не было света? Как же дядя Петя мог делать свои записи?
— Решетка наверху пропускала немного дневного света, его было недостаточно, однако глаза привыкают даже к такому свету. Петр Андреевич мог читать Библию, а главное, мы оба могли наблюдать за сменой дня и ночи, чтобы ориентироваться во времени. После казни Петра решетку заменили на деревянную плиту, и я видел только крохотный лучик света, когда мне спускали еду.
— Даже не могу представить, что такое жить в полной темноте. Расскажи.
— Зачем? — спросил Йен с горькой усмешкой.
— Чтобы лучше понять тебя. — Лора поцеловала его в щеку. — Узнать, почему не заживает твоя душевная рана.
— Ты очень любопытна. Если тебе действительно хочется знать, поживи в бесконечной ночи, в своего рода аду. Когда нет света, для тебя уже ничего не существует.
— Как в Библии: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною…» Да?
— Примерно. Теперь я понимаю Бога, создававшего мир и заполнившего пустоту. Время останавливается, потом совсем исчезает, ты уже не различаешь минуты, часы, дни, начинается сумасшествие, разложение ума и духа. В таком состоянии не ощущаешь грязи, холода и голода. Иногда я плакал часами.
Лора интуитивно понимала, что он никогда бы не рассказал ей ничего подобного при свете дня, а ночь сблизила их.
— С Петром тебе было легче?
— Конечно. Без него мрак и одиночество чуть не доконали меня. Без него я провел в тюрьме полгода, а мне тогда казалось, что прошли многие годы.
— Где же ты взял силы для побега через всю пустыню, это почти невозможно и здоровому человеку?
— У меня не было выбора, к тому же я ставил под удар спасителей. Часто Россу приходилось привязывать меня к лошади. Но чем больше я дышал воздухом свободы, тем сильнее становился физически. К сожалению, умственное расстройство тяжелее поддается восстановлению. Временами мне кажется, что это совсем невозможно.
