— Конечно, не виновата. Господи, почему же ты не рассказала об этом раньше? Я бы никогда не заставил тебя стрелять.
— Я не рассказывала даже Кеннету, хотя, возможно, это сделала моя мать. — Лора закрыла глаза. — Несчастье произошло в субботу днем, перед самой Пасхой. Родители ссорились, мама бушевала… Потом я услышала в кабинете отца выстрел и побежала вниз узнать, что случилось. Я очень боялась открывать дверь, а когда решилась… я начала кричать и кричала, не останавливаясь, два дня.
— Поэтому твоя мать решила уехать из Санкт-Петербурга?
— С Санкт-Петербургом было связано много воспоминаний, а смена впечатлений отвлекла нас от воспоминаний о случившемся.
— Теперь, пока мы не ступим на борт английского судна, я ни на шаг не отойду от тебя, чтобы тебе не пришлось защищаться самой.
— Нет, урок не окончен. — Лора подняла с земли ружье.
— Ты уверена, что хочешь стрелять?
— Я должна попасть в эту проклятую мишень, даже если мне придется стрелять до самого вечера.
Хотя она снова промахнулась, зато глаза уже не закрыла и плавно нажимала на курок.
— Если бы я не любила его так сильно, то, наверное, так сильно и не ненавидела бы.
Лора выстрелила, попав в дерево всего в шести дюймах от мишени. Йен молча наблюдал за ней, время от времени давая советы. Сила воли, с которой жена заставила себя продолжать урок, многое сказала ему о ее характере.
Наконец одна пуля все же угодила прямо в центр мишени, лист с отверстием посередине упал на землю, и Лора повернула к мужу вспыхнувшее радостью лицо.
— Завтра буду стрелять из пистолета, — твердо сказала она.
— Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя решительный характер? — спросил Йен.
— Просто я русская.
Когда они вечером приехали в гостиницу, Лора, поужинав, сразу же отправилась спать. Несмотря на усталость, она заметила, что Йен, выполняя договоренность, съел больше обычного.
Уснула она моментально, однако ей снова приснился кошмар. Шестилетняя девочка Лара, напуганная дикой ссорой родителей, вдруг переносится на три года вперед, опять стоит перед дверью в кабинет, стараясь войти, но зная, что выбора нет. Она поворачивает медную ручку, дверь со скрипом открывается, перед ней за окровавленным столом в неуклюжей позе сидит отец. Затем сон принимает новый оборот. Ужас проходит, ее охватывает ярость, а отец, живой и невредимый, подходит к ней, опускается на колени, берет ее руки в свои. «Прости, Лариса», — шепчет он, и его лицо прекрасно. Она начинает плакать и тут же просыпается, не понимая, где находится. Руки Йена, надежные как сама земля, обнимают ее, Лора прижимается к нему и плачет у него на груди.
