Время шло, и скамья не становилась удобнее, поэтому Алексий сделал попытку встать и пройтись на затекших ногах до портала, через который недавно вошел. В нем по крайней мере чудилось нечто знакомое. Попытка повторить величественный перимадейский стиль, предпринятая тем, кто никогда не бывал в Городе и не видел ничего похожего на то, что ему поручили скопировать. Впечатление создавалось странное и чуть смешное.
Но больше всего, понял Алексий, его раздражало и смущало то, что все здесь такое нарочито новое. Разумеется, он не эксперт, но, судя по чистым, аккуратным, острым линиям и не выцветшим краскам, всему зданию никак не больше пяти лет. Оно все еще хранило слабый запах нового дома, едва уловимую затхлую влажность свежей штукатурки и безошибочный аромат каменной пыли. Уже кое о чем говорит, подумал он. Не просто богач, а внезапно разбогатевший. Алексий попытался не позволить этой мысли расстроить себя, однако ничего не мог поделать. Будучи перимадейцем, он неуютно чувствовал себя в новых зданиях; в Городе даже уборные во дворах насчитывали четыре сотни лет и были сделаны из полированного базальта.
Внезапно разбогатевший… что ж, это могла быть честная торговля — вновь открытая серебряная жила или более удобный морской путь на Юг — или пиратство, а то и революция или гражданская война. Это мог быть представитель новой династии или военный диктатор; впрочем, в таком случае он ожидал бы встречи не с директором, а с королем. Директор — это что-то связанное с торговлей, и ему чуть больше нравилась мысль о каком-нибудь купеческом князьке. Но разве недавно разбогатевшие купцы не набивают свои дворцы кричащей и вульгарной пышностью, сливками со всех пяти континентов, перемешанными в одной кастрюле, не расставляют статуи в каждой нише и не развешивают картин, теснящихся на стенах? Здешняя строгость говорила о чем-то ином, о чем-то как будто слегка знакомом — о созерцательном ордене, возможно, это могла быть какая-нибудь новая раскольническая секта или процветающая ересь. Сочетание строгости, неудобства и неограниченных затрат напомнило Алексию некоторые учреждения его собственной организации там, дома, а отсутствие украшений могло означать некое табу на живописные образы. Или это какое-то поразительное отсутствие воображения, что опять-таки не отрицает созерцательности и учености.
Отворилась дальняя дверь, и из нее вышел мужчина; не тот, который привел его сюда, но очень похожий.
