— Я еду, — тихим, бесцветным голосом сказала Корин.
— Так где же твои вещи?
— Все свое ношу с собой, — она указала на крохотный чемоданчик.
Внимательно наблюдая за ней, многоопытная сотрудница социальный службы пришла к выводу — лучше не вмешиваться, но на всякий случай спросила:
— Значит, вы берете на себя заботу о ней? Тед молча кивнул головой. Корин встала, попрощалась с дамой, поблагодарила за хлопоты, пошла к выходу.
Тед хотел было взять ее под руку, но она холодно отстранилась.
Роскошный красный «ягуар» Теда был припаркован прямо перед входом. Тед открыл дверцу, подождал, пока Корин устроится на подушках, обтянутых кожей.
— Сердишься? — вполголоса спросил он.
— Зря беспокоился, — уклонилась она от ответа, — это все заботы Сэнди, так?
— Сестра здесь ни при чем. Обвиняешь меня? Корин, я очень огорчен. Если можешь — не сердись.
Миссис Бэрд и Сэнди ждали их с минуты на минуту и выскочили встречать.
— Поешьте, Корин, я приготовила ленч. — Миссис Бэрд обняла ее за плечи, повела в дом.
Но Корин так устала, что не притронулась к еде — отдохнуть бы! С помощью Сэнди поднялась по лестнице, рухнула на кровать. Сэнди взбила подушки, помогла раздеться, заботливо подоткнула со всех сторон одеяло. Все как в первый день…
— Поешь, прошу тебя. Старушенция так старалась! Ты небось голодна.
Корин нехотя принялась жевать бутерброд. Сейчас бы «чернил»[2] с ромом!
Отхлебнув чайку, она закуталась с головой в одеяло и спокойно уснула.
Сэнди спустилась в гостиную, к Теду.
— Ну как она там?
— Заснула. Расстроена, вымоталась. Почему она решила удрать? Сказала тебе?
Тед молча сел за стол, взял телефонную книгу.
— Я улетаю в Канзас. Хочу купить жеребца абердин-ангусской породы.
— Ты ничем ее не обидел? — испуганно спросила Сэнди.
— И не думал. С вами, бабами, только свяжись — потом не развяжешься. Шучу, шучу — все в порядке, бурных объяснений больше не будет.
Сэнди воздержалась от комментариев. Утихомирился! Бедная Корин! — вздохнула она про себя. Все мужчины одинаковы, дорого же она заплатила за свое увлечение Тедом! Но что поделаешь? Такова жизнь.
— А знаешь, Сэнди, она никогда не любила меня по-настоящему. Так, детские игрушки. Я поначалу и относился к ней как к маленькой девочке. Мне нравилось ее восхищение. А потом… потом надоело играть эту роль, если честно. А показаться слабым, сентиментальным я не имел права. Я устал, понял, что с ней обречен на внутреннее одиночество…
Сэнди слушала, замерев, — так вот она, в чем причина! Но» опомнившись, воскликнула:
