— Чучело мохнатое! Его нужно было оставить. На кой он мне?
— Исправляюсь, — пискнул бес, растворяясь в воздухе и снова возникая, но уже без Ференанда.
— Так-то лучше, — смягчился прапорщик. — Вопрос: неужели твоя бабка не отговаривала оказывать мне помощь?
— Ну, она, признаться, кое-что плела… — уклончиво и с оттенком боязни промямлил Аршкопф.
Всё-таки чертенок безоговорочно верил: Палваныч является Повелителем Тьмы. Аршкопфа впечатлила первая встреча с прапорщиком. В отличие от любого местного человека, мужик совершенно не испугался, даже игнорировал нечистого. По мнению беса, такое мог позволить себе лишь сам Мастер. А Дубовых тогда считал, что приболел белой горячкой. Позже он свыкся с чудесами этого мира и стал использовать черта в качестве подручного, понукать и покрикивать.
— Плела?! — Палваныч подступил к Аршкопфу вплотную.
— Она уже старенькая, вы должны милостиво ее простить, — залепетал черт. — Сидит на заслуженном отдыхе, сочиняет разное… Не сомневайтесь в ее преданности, товарищ прапорщик! Виной всему старческое слабоумие… Она считает, что вы не Повелитель.
— Хм… А если она права? — Дубовых решил проверить степень уверенности беса.
— Если бы она была права, то вы никогда не покинули бы ее каморки! — заулыбался рогатый, весело морща пятачок. — Людей она обычно съедает.
Странники предпочли промолчать об истинных причинах своего непопадания на стол древней чертовки. О священной полковой реликвии лучше лишний раз не болтать, хотя Аршкопф однажды испытал на себе силу знамени: попробовал схватить Колю и обжегся.
— А какого хрена со временем творится? — Дубовых решил восполнить пробел в знаниях. — Мы у твоей старой перечницы часа три просидели, тут два месяца пролетело!
— Ну, товарищ прапорщик, — высокий голосок беса слегка подсел, — иногда вы делаете странное, чтобы проверить мою веру… Бабка живет в Преисподней, а там время бежит значительно быстрее, чем в Пренаружной.
— Ладно, вопросов больше нет, — подвел итог Палваныч. — Аршкопф, сгинь пока куда-нибудь. Лавочкин, за мной вперед марш. Не хватало еще дождаться этого пижона Косолаппена. Небось лопается сейчас от злости.
Барон Ференанд действительно был вне себя от гнева. Полчаса в обществе черта, приставившего нож к твоей шее, — тот еще аттракцион страха. Ужас и унижение отодвигали недавнюю победу над Лобенрогеном на второй план.
Выбравшись из рощи, ковыляя на кривых ногах, Косолаппен принялся гонять подчиненных пинками и орать:
