— Можно мне его оставить? — набрался я смелости.
— Оставь, — разрешила Варвара. — Он очень умный и привязчивый. Его можно научить говорить и приносить домашние тапочки.
— КАР!! — подтвердил карикус.
— Я назову его Боря, — сказал я, опасаясь, что Варвара передумает.
— Боря, — подтвердил карикус.
— Слушай, я ему крыло сломал, — покаялся я.
— Максимум ушиб, — успокоила Варвара. — Карикус — реликтовая птица, его крыло выдержит ногу мамонта, а ты даже на поросенка не тянешь.
* * *
«Она надо мной издевается, — Инсилай бросил на пол журнал, переполненный полуголыми девицами в весьма вольных позах, и встал с дивана, — только этого безобразия мне и не хватало. Она, что, меня мумией считает или джинном бестелесным? Любимая женщина называется, издевается, как хочет». Он взвился к потолку фонтаном разноцветных искр, осыпался на пол звездным дождем, стал самим собой и отправился на кухню, где рыжеволосая молодая женщина в клетчатой мужской рубашке с засученными до локтей рукавами и изящных босоножках на тонких высоких каблучках колдовала над кастрюлями и кастрюльками. Кроме вышеперечисленного, на даме был ярко-зеленый платок, завязанный на голове на пиратский манер.
— Кэтти, ты теперь у плиты живешь? — Инсилай застыл в дверном проеме, невольно залюбовавшись девушкой. — Мы хоть когда-нибудь пообщаемся, или у нас здесь гибрид ресторана с библиотекой для мальчиков?
— Слабо верится, что ты наешься нашим общением, — фыркнула Катарина, не отрываясь от кулинарных изысков. — Первый же заноешь «есть хочу».
Запахи ее стряпня распространяла умопомрачительные, но Инсилай не сдавался.
— Наколдовала б чего-нибудь на скорую руку, — он обнял ее за плечи и, прихватив со сковороды кусочек мяса, отправил его в рот. — Времени тебе не жалко, полдня на кухне. Ведь сожрут все в пять минут и всех воспоминаний, что гора грязной посуды.
— Ага, станешь ты наколдованное лопать, — усмехнулась женщина. — Так я тебе и поверила.
— Ну, если ты добавишь немного любви…, можно и наколдованное, — Инсилай потянулся за добавкой.
— Ну куда хватаешь, ведь еще сырое и горячее!
— Горячее сырым не бывает, — поучительно сказал Инсилай и снова нацелился на сковородку.
— Так, иди отсюда. Хуже Альвертины, никакого терпения. До обеда — ни крошки.
— Тогда я пошел в ванну, — вздохнул Инсилай, — или умру прямо в кухне от искушения.
— Гастрономического? — кокетливо уточнила Катарина.
— Всяческого, — Инсилай схватил девушку в охапку и закружил по кухне. — Ты у меня не женщина, а сплошное искушение.
