И от этой ее улыбки я сразу замер...
Она улыбнулась очень по-женски и чуть извиняюще. Что вот, мол, носятся какие-то несуразные самолеты, которые бросают на землю всякую гадость, а она из-за этого сейчас сидит так: не совсем красиво, платье ее испачкано и вдобавок у нее зачем-то оторвана одна нога. Но я должен простить ее, потому что вся эта нелепость в конце концов не имеет никакого значения. Суть в ином. В том, что мы сейчас понимаем друг друга... Ведь так же?..
И я вдруг кивнул ей.
Кивнул, пронзенный несоответствием ее лица, ее улыбки и всего того несчастья, что нас окружало...
Потом эту женщину мы с товарищем внесли в санитарную машину, больше я ее никогда не видел. Только во сне...
Наша полуторка осталась невредима. Мы - нас было четверо - покатили дальше.
Налеты прекратились, но на окраине города беспрерывно грохотала канонада.
Я, как и мои товарищи, был студентом медицинского института. Институт эвакуировался вчера ночью, нам оставили грузовик и поручили вывезти часть оборудования, ценную оптику.
Остановленные под Москвой гитлеровцы теперь рвались к Сталинграду и бакинской нефти. В конце июля пали Краснодар, Ставрополь, Майкоп. Настала очередь Армавира.
До склада мы доехать не смогли, нас остановили солдаты с автоматами.
- Вылезай! - приказал один из них. Лицо у него было потное, жесткое.
Мы робко повыпрыгивали из кузова. Я сказал:
- Вы не имеете права. Мы должны доставить очень ценное оборудование!
- Плевать! Мы за них воюем, а они с барахлом возятся!
Двое грубо выдернули из кабины моего товарища. Солдаты залезли в кузов, и машина резко взяла с места.
Мы отправились обратно.
Своего директора Арепьева нам удалось отыскать в полутемном подвале института. Он сидел в углу на корточках.
- Черт с ним, - узнав о судьбе полуторки и оборудования, сказал директор. - Теперь бы самим как-нибудь ноги унести!
Из Армавира уходили тысячи людей. Молча, торопливо, придавленные общей бедой и своими пожитками. У меня были только бритва и мыло. Я нес их в газетном свертке под мышкой. Все остальное на мне - рубашка, брюки, поношенные башмаки.
Самолеты возникли неожиданно. Они не появились, а как бы проявились из неба. Тяжелые, неуклюжие, точно навозные мухи. Все закричали, побежали по сторонам, начали прятаться куда попало.
Земля забила фонтанами грязи, щепок, камня и человеческих тел.
Многие, не найдя укрытия, лежали и не двигались. И было непонятно - мертвы они или еще нет.
