— Знаешь, — сказал Марк, — Андрей потом часто и по разному поводу возвращался к этой встрече в Дубулты… И однажды он сказал даже так… Я вам благодарен за тот вечер… Я вырвался тогда из Москвы и после криков Хрущева полагал, что меня вот-вот арестуют… Нет, я, конечно, не прятался, это смешно, но не хотел быть на виду… И оказался как бы совсем в одиночестве… А тут вдруг встреча с вами и такой неожиданный теплый вечер…
Так рассказывал Марк, а Татьяна сидела рядом и лишь по временам, натянуто улыбаясь, просила говорить потише… Разговор-то происходил еще не в лучшие времена… И многие из наших друзей тогда, не по своей воле, покидали страну, а многие спивались, да и Марк пил, а кто-то «уходил» совсем, как Борис, потому что не выдерживало сердце.
Борис умер от инфаркта, рано, что-то около сорока. И все мы ощущали и холод, и то самое одиночество, предшественником которого некогда оказался Андрей…
Утром 15 января за завтраком Галя Дробот спросила, отчего жена не пришла в столовую.
— Спит…
— Из-за Горбачева, что ли?
— Да.
— Молодая еще, — сказала Галя. — Мы-то уж все пережили, всяких вождей пережили, и Сталина, и Хрущева, и Брежнева… И этого, ну, который руку никак не мог поднять, когда его выбирали…
— Черненко?
— Вот-вот. Его полумертвого и выбрали-то, а потом он сразу помер, кто же его мог запомнить… А Горбачев… Для нее-то, понятно, потрясение… Ничего, привыкнет.
Через один стол от нас сидит старая эстонская писательница, пишет детские книжки. Год назад она подарила нашей дочке сказки. В столовую она приходит с транзистором. Сегодня вдруг всполошилась, ей показалось, что по радио объявили, что нужно надевать противогазы, скоро начнется атака. Какие газы, какая атака… За ней стали паниковать и другие, а доктор, наша милая Айна Карловна, чуть не упала в обморок.
Поэт Григорий Поженян подошел к эстонке и громко на всю столовую сказал:
— Никакой атаки нет, успокойтесь. — И в шутку добавил: — Я лично проверил, мне доложили, что кругом тишина и порядок!
Поняла ли старая эстонка, что он так шутит, но села и стала пить чай. Транзистор она свой не выключила.
Влад Дозорцев по телевидению:
— Горбачев, судя по всему, не владеет ситуацией. Поэтому может быть всё.
Владимир Кайякс:
— Сегодня решается наша судьба.
Имерманис, поэт из Риги:
— А я думаю, что наша судьба решается не здесь, а в Москве.
— Или у Рубикса в кабинете, — добавила Галя.
Григорий Поженян:
— Так чего же ты ждешь?
— Всего. Они же оголтелые, остановиться не могут!
