— Звонили ему, часа в четыре утра. Полдома перебудили. Надо же — об это время! — ворчливо доложила хозяйка, рассмотрев милицейское удостоверение Рыбакова. — Старик мой так и не уснул, до утра ворочался.
— И что, ваш жилец сразу ушел? — спросил опер.
— Не сразу. Часов в шесть. На кухне возился, чай кипятил. Егор! — крикнула она неожиданно звонко. — Егор, подь сюда!
Вышел хмурый, молчаливый хозяин, провел заскорузлой ладонью по небритой щеке.
— Опанас говорил, куда идет? — стал у него допытываться Рыбаков.
— Зачем ему мне говорить? Удочку взял и пошел.
— Какую еще удочку? — удивился старлей.
Тяги к рыбной ловле за Опанасом не наблюдалось. Поверить в то, что явный на вид уркаган предается столь добропорядочной утехе, мог разве что этот куркулистого вида дядя. Мол, за постой платит, а остальное меня не касается.
— И часто он так по утрам рыбалил? — усмехнулся опер.
— Часто не часто, а бывало. По выходным.
— Его удочки?
— Мои.
— О чем по телефону говорил, не слышали?
— Я под дверями у него не сплю. Звонок слышал — телефоны у него и тот, что в гостиной, спарены.
— Проводите меня в его комнату.
Хозяева переглянулись, но перечить не стали и повели Рыбакова на второй этаж. Дверь угловой комнаты, которую снимал Опанас, была не заперта. Крытый лаком старый стол, две табуретки, шифоньер из допотопного гарнитура, маленький цветной телевизор. Металлическая кровать была застлана суконным, казенного вида одеялом.
— Куда он на рыбалку ходит, знаете? — спросил старлей, не рискнув обыскивать конуру. Да и что в ней было искать, если квартирант даже не удосужился запереть свое логово.
— На пруд. Другого водоема тут нету. Там, возле ГРЭСа. Да он скоро вернуться должен — в одиннадцать какой клев?.. Дождетесь, или, может, сынок покажет, чтобы не разминулись? — разговорился хозяин, угодливо забегав глазками.
— Сам найду! — отрезал Рыбаков, повернулся на каблуках и направился к выходу.
Пруд находился за небольшим леском, минутах в десяти неспешной езды по разбитому асфальту. Холодный ветер гнал по свинцовой воде потемневшие листья. Ближе к затененному деревьями берегу в грязной пене гнили водоросли.
Рыбаков оставил машину прямо на тропинке, а сам пошел вокруг по предполагаемому маршруту Опанаса: если Источник действительно был здесь, то должен был оставить следы. На прибрежной тропинке отчетливо впечатались в грязь следы рифленых подошв. Отпечаток в мокром кострище вытянулся в сторону кучи валежника. Рыбаков пошел параллельно примятой полоске в траве. На всякий пожарный он переложил пистолет из наплечной кобуры в куртку, взвел курок и так, держа руку в кармане, шагнул в заросли голого орешника…
