Туфли, обутые поверх «боксерок» с пропитанными кайеннской смесью подошвами, из-за непогоды Убийца снял в подъезде. Туфли отправились в целлофановый пакет, затем в сумку из черной кирзы. Руки он смазал специальным составом еще в машине; тюбик с мизинец величиной стоил баснословно дорого, зато об отпечатках пальцев можно было не беспокоиться. Теперь прежде всего следовало пройти незамеченным по лестнице. К счастью, лифт работал исправно, и даже обитатели второго этажа предпочитали лишний раз не тыкаться в темноте. «Надо б лампочку повесить: денег все не соберем…» Бесшумно преодолев двенадцать пролетов, Убийца притаился, прислушался и, не скрипнув заранее смазанной дверью в вестибюль, через несколько секунд оказался перед крашеной фанерной дверью двадцать четвертой квартиры, где проживал Черепанов. Пока возился с нижним замком, кто-то дважды вызывал лифт. И хотя мститель знал наверняка, что Черепанов приедет через час последней электричкой, всякий шум в столь позднее время заставлял вздрагивать.
Наконец Убийца вошел в квартиру, запер за собою дверь. Свет он включать не стал, тоненьким лучом фонарика ощупал пол в прихожей, тумбочку с телефоном; в комнате — шкаф, диван, полки с кассетами, недорогую аппаратуру в углу у кровати. Пахло не то мылом, не то освежителем воздуха. В кухне открыл холодильник, всыпал в бутылку с остатками вермута снотворное — дозу рассчитал часа на два сна. На плече Убийцы висел в кобуре пистолет с глушителем, но лишь на самый крайний случай. Все должно было выглядеть естественно, насколько естественно может выглядеть смерть. Пальба привлечет внимание, понаедут менты, и тогда еще, чего доброго, не успеешь расправиться со всеми. Наказание Убийцу не страшило, но оно должно было последовать потом — после смерти седьмого, не раньше. Если хоть один из семерых останется в живых, все потеряет смысл.
Кто-то позвонил в дверь. Кто это мог быть в двенадцатом часу?! Не сам же хозяин! Звонок повторился, затем еще раз… и еще… Этого только не хватало! За все время, которое пришлось потратить на изучение Черепанова, к нему приходили трижды, да и то по выходным дням, засветло.
Убийца осторожно подошел к двери и посмотрел в глазок. На площадке стояла долговязая размалеванная девица, которую он прежде никогда не видел. Потоптавшись некоторое время, она вызвала лифт и спустилась вниз. Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь бормотанием телевизора в квартире наверху.
