— Я сам присутствовал на этой жалкой комедии, — продолжал Чезаре. — Депутат по делам здоровья заказал книги моему кузену. Но тот почел за лучшее покинуть город в начале июня: вот я и взялся доставить заказ. Это были: «Хирургия» Ги де Шольяка, «Консилиум по вопросам чумы» Бернардино Томитано, «Соображения по поводу чумы» Алессандро Бенедетти и «De Contagione et de Contagiosis Morbis et eorum Cautione»[10] Джироламо Фракасторо. Все эти трактаты ничему не послужили, весь консилиум превратился в говорильню, о которой и вспоминать не хочется.
Племянник Чезаре знал, что довольно пустяка, чтобы изменить настроение дядюшки. Поскольку Пьер, которого рассказ об этом собрании у дожа интересовал в высшей степени, буквально впитывал в себя слова дяди, Виргилий подлил тому вина и, подвинув наполненную до краев чарку, просил продолжать. Рассказчик отхлебнул вина.
— Как вы уже слышали, это был спектакль, да и только. Одни декорации чего стоили: заседание происходило в зале Большого совета. Да и костюмы были что надо: красные мантии судейских, черные — врачей, пурпурные — прокураторов, ну и рыцари во всем золотом.
— А кто был в заглавных ролях? — поинтересовался Виргилий. Большому любителю театра, в свободное время балующемуся пером, ему не составило труда поддержать придуманное дядей сравнение.
— Дож Мосениго, конечно же, Меркуриале и Каподивакка.
— Джироламо Меркуриале и Джироламо Каподивакка! Два выдающихся профессора практической медицины из Падуи, — прокомментировал Пьер и смолк, ожидая продолжения рассказа.
— Может, они и выдающиеся, да только преступники, — возразил ему Чезаре. — Этот Каподивакка вполне заслужил свое имя: «коровья башка». Он явился на совет уже заранее уверенный, что в городе нет чумы, и остался при своих взглядах. Его же аргументы не были хоть сколько-нибудь убедительны, вот они: «Пятнадцати мертвых в день недостаточно, чтобы говорить об эпидемии», «смертельные случаи — результат какой-то особой разновидности лихорадки». И наконец просто перл: «Non essere peste ma principio di peste»[11]. Будь я в театре, я бы аплодировал подобным репликам, но в зале Большого совета, понимая, что дож прислушается к мнению этой «коровьей башки», а значит, никаких мер против чумы принято не будет, я испытал приступ тошноты.
Чтобы избавиться от горького привкуса, сопровождающего воспоминание о десятом июня, Чезаре сделал три больших глотка.
— Возможно ли, что никто не возразил падуанцам?.. — недоверчиво спросил Пьер.
