, благословенна она между женами, я ощутил первые приступы лихорадки. Она сделала меня таким слабым, что я не могу стоять. Живот мой испещрен черными точками, а под мышками и в паху — бубоны. Они раздражают все внутренности, и я харкаю кровью.
— Позвольте мне взглянуть на ваши фурункулы, маэстро, — предложил юный врач.
Обескровленной худой рукой художник откинул простыню. Иные из вздутий были величиной с яйцо, другие — с яблоко. При виде их Пьер побледнел.
— Они так болят, что у меня горят все внутренности, — добавил Тициан, икая.
Видя, как сотрясается тело старика и насколько бессилен его друг, Виргилий бросил на того вопросительный взгляд. Пьер незаметно шепнул ему на ухо:
— Бубоны таких размеров испортили ему кровь и вызвали внутренние гнойники в легких. Увы! Конец его близок. — Повысив голос и обращаясь к художнику, он спросил: — Маэстро, кто-нибудь ухаживает за вами?
Больной отрицательно покачал головой, и это простое движение вызвало новый приступ кашля и прилив кровавой пены к губам.
— Мои помощники покинули Бири-Гранде и даже Венецию. Племянники Вечеллио вернулись в родные места в Пьеве ди Кадоре[14]. Юный грек Доменико Теотокопулос[15] собирался отправиться в Испанию. Я же не хочу покидать ни свою мастерскую, ни город. Я слишком стар. Мне девяносто девять лет[16].
— А ваши дети? Где они? — воскликнул Виргилий.
— Помпонио заперся в монастыре и не кажет оттуда носа. А Горацио, мой Горацио, попал к ним в руки! — Задыхаясь и кашляя, он поведал: — Сюда вошли могильщики и увели его. Прошу тебя, Господи, простри над ним твою чудодейственную длань, сделай так, чтобы он вышел живым из этого ада!
Горячность, с которой Тициан адресовал свой призыв к Богу, обессилила его. Он упал на подушки и замер. Друзья не осмеливались ни сказать, ни сделать что-либо. Он сам заговорил вновь. Звуки, слетавшие с его обескровленных губ, были такими слабыми, что друзьям пришлось низко склониться к нему.
— Пусть один из вас подаст мне набросок, тот, что упал у изголовья.
Друзья осмотрелись, Виргилий первым заметил листок. Поднимая его с пола, он машинально взглянул на него. Это был этюд к «Поклонению Святой Троице». Его внимание сразу приковал к себе изображенный справа внизу мужчина с взглядом, завороженным святым сиянием. Он понял почему, только когда выпрямился и увидел лицо Тициана на подушке. Это был автопортрет! Фигура художника была представлена в толпе, наполнившей небесный двор; среди других лиц Виргилий узнал еще одно. Разве этот коленопреклоненный и молящийся человек, в одеянии, напоминающем белый саван, — не Карл V, а женщина за ним с характерной прической — не его жена Изабелла Португальская, а юноша, молитвенно сложивший руки, — не их сын, ныне правящий Испанией Филипп II? Взяв листок в руки, Тициан подтвердил догадку Виргиния.
