Элла кивнула. Жадные ее глаза, Майкл был уверен, успели выхватить буквально все детали. Она шумно сглотнула слюну, жалобно сказала:
— Пить хочется. И есть. Так вкусно пахнет!
— Это Борисово, — буркнул Сандерс.
— Да ладно, — осадил его Майкл. — Он не обидится, если Элла съест немножко. Ты же знаешь, Борис щедрый.
До сих пор Майклу не приходилось одновременно принимать душ и поглощать пиццу. Он глотал, почти не жуя, изворачиваясь под струйками, стараясь и уберечь еду от излишнего намокания, и влезть в воду целиком. Потом блаженствовал, оттирая кожу мягкой мочалкой. Сандерс, ожидавший своей очереди, покашливал под дверью переносной кабинки, но Майкл его игнорировал.
На рассвете они, разморенные чистотой и сытной едой, разрешили помыться Элле. Она упоенно плескалась, а приятели, развернув на крыше диванчики, хихикали: пусть помоется за свои денежки!
Майкл уже задремал, когда Элла поднялась на крышу и закатила истерику, увидев, что ей не хватило диванчиков и белья. Она трясла Сандерса за плечи, и в конце концов он швырнул ей верхнее покрывало — на, отстань. Элла пыталась выдернуть из-под него еще и подушку, но Сандерс рявкнул что-то угрожающее. Девушка расплакалась и ушла за ширму, где долго возилась на пенопрессовой раскладушке, бессвязно жалуясь на жизнь.
— А на хрен за нами поперлась?! Мы тебя звали?! — не выдержав, рявкнул Майкл. — Думала, в шоколаде ходить будешь?!
Элла затихла, а Майкл наконец-то уснул, не обращая никакого внимания ни на пробуждающуюся жизнь колонии, ни на поднимающееся солнце. Ему было хорошо.
* * *
Скандал из-за израсходованной кредитки разразился во второй половине дня. Элла орала дурным голосом; при каждом вскрике она непроизвольно пукала, а Сандерс мерзко хихикал, что злило ее еще больше. Майкл отмалчивался и держался в стороне — идея не моя, и задницу Элле тоже порвал не я, так что пусть Сандерс отлаивается. К тому же истериковать было бесполезно — денежки уже потрачены.
Когда Элла сорвалась на визг, он не выдержал и спустился вниз. Постоял в мастерской. Отчего-то сегодня ему все виделось в ином свете. Еще вчера его донимала вонь и подташнивало, когда он представлял, как Борис запускает обе руки в чан с дерьмом. Борис, конечно, не копался в фекалиях и работал всегда в перчатках: некоторые нюансы приходилось отрисовывать пальцами, а не кистью. И в чан он лазил специальным ковшиком, который тщательно мыл после каждого использования. Мыл не водой, а растворителем. Все для того, чтоб не смешивать опенки. Строго говоря, Борис был страшным аккуратистом и педантом. Но все равно Майкл так и не смог пожать ему руку, знакомясь.
