Я тщательно вгляделся, словно хотел раз и навсегда запечатлеть в памяти его форму и размеры.
— Показать тебе еще что-нибудь? — процедил сквозь стиснутые зубы. — Не волнуйся. Фантоматические проекторы я перепрограммирую. Это я могу для тебя сделать. Скажи только, что бы тебе хотелось увидеть? Сам решай…
— Ладно, ладно… — добавил я, когда эхо моего голоса затерялось среди деревьев. — Это не обязательно сегодня. Можешь подумать. Я к твоим услугам. Каждый раз, как у тебя появится желание побродить по скалам или вытащить какой-нибудь автомат из кустов.
Поверхность купола угасла под надвинувшимся скалам. Я вошел внутрь. Зажег все лампы, открыл бутылку концентрата и, припав к ней губами, двинулся к пульту. Врубил главный контрольный экран гибернатора и переключил запись на цифровые данные.
Даже самый незначительный непредвиденный факт не нарушал покоя людей, ожидающих во сне, пока время загладит последствия их любопытствующего нетерпения. Может, не совсем их, но значения это не имело. Детство — не только привилегия. Энергия поступала непрерывным потоком, питая генераторы и криогенные агрегаты, благодаря которым сон миллиардов людей был одновременно их путешествием во времени.
А как иначе определить состояние, когда человек разминулся с процессом старения своей среды обитания, опережая этот процесс или, наоборот, отставая от него?
— Отчаянный игрок, — произнес я с полным ртом. — Даешь сорок лет форы своей биосфере. Сам позволил другим побеспокоиться о полных двух десятилетиях. Ты — как флюгер. Раз — туда, раз — сюда. И единственное тебе оправдание, что ни на что не имеешь влияния.
Я глотнул и добавил:
— А тех даже дождик не промочит…
Металлических оленей нет. Все это было иллюзией, порожденной тишиной. А если не было? Почему в таком случае напали на меня, пренебрегнув миллионами беззащитных существ, покоящихся в гибернаторе?
— Опять начал? — поинтересовался.
И признался чуть погодя:
— Ты прав. Те миллионы — вовсе не беззащитны. Ты — другое дело. Те, кто выпустил на тебя того оленя, располагают временем. Массой времени. Но их серые клеточки работают неважно.
— Хочешь сказать: «не так, как твои?» Не обольщайся.
— Не стану портить тебе настроение на ночь. Может, опять услышишь какие-нибудь шорохи — и тогда придется побегать?
— Заткнись, — рявкнул я.
Быстро подошел к пульту. Регистрирующая приставка остановилась. Если уж необходимо, чтобы я заглушал сам себя, то те стоит, по крайней мере, доставлять этим радости другим.
