— Делайте ставки! Кто на священника? Кто на колдуна? Роковая битва Света и Тьмы! Делайте ставки! Кто победит?!
— Ставлю двадцать на Емельяна! — раздавались крики.
— Сто — на Танаделя!
— Двести — что победит поп!
— Триста — победа за новым колдуном!
— Поп — четыреста!
Изяслав Радомирович схватился за голову.
— Расчистите мне дорогу, — приказал он охранникам. — И кто-нибудь скажите заклятие для успокоения толпы.
— Нельзя заклятие, — пискнул один из охранников, тот самый, что увлекался рунической магией. — Наличествует угрожающий оккультный фон.
— Сам вижу, что угрожающий. — И мэр горько вздохнул. Однако, если б сейчас кто-нибудь взял на себя труд заглянуть в глаза мэра, он весьма удивился бы тому, что в них увидел. Ибо в глазах мэра светилось откровенное торжество.
Перед мэром расступились, но без должной торопливости. Он пробился в первый ряд и нехорошо посмотрел на вверенных его попечению горожан. Безумный азарт горел на их лицах, они были полны агрессии и злого восторга волчьей стаи, затравившей наконец достойную добычу. Это был какой-то массовый оккультный психоз, нашедший свой выход в зрелище страшного поединка.
Да, поединок был действительно страшен. Колдун Танадель произнес очередное заклятие, и одежда на священнике вмиг воспламенилась. Толпа завизжала, а отец Емельян стоял спокойно, словно этот локальный пожар его отнюдь не касался.
— И это все? — поинтересовался он у колдуна, стряхивая с несгораемой своей рясы последние языки пламени.
— Как ты можешь мне противостоять?! — вскричал колдун.
— Мне дает силу тот, кому я близок, — загадочно ответил отец Емельян. — Вспомни трех библейских отроков, которые ввержены были в огненную пещь за свое благочестие. Их не коснулся огонь… А вот твоя магия выдержит ли огонь моей благодати?
И отец Емельян воздел руки, и с неба на колдуна упал сноп чудовищного по яркости огня. Толпа отшатнулась, началась давка и паника, народ побежал с пустыря, крича, что священник обладает страшной силой и что он победил колдуна. Некоторые кричали, что видели, как колдун испепелился в пламени — у них была слишком живая фантазия.
Колдун, конечно, не испепелился. Но после того ошеломляющего удара, что нанес ему отец Емельян, Танадель вдруг как-то странно сник. И выглядел он уже вовсе не помпезно: падшее с небес пламя превратило в обгорелые лохмотья его роскошную одежду, опалило лицо и плечи.
— Постой, священник, — прохрипел Танадель. —Дай перевести дух…
— У тебя нет духа, исчадие ада! — вскричал отец Емельян. — Сражайся, или признай, что моя благодать сильнее твоей магии.
