— Ты что это в такую рань заявился, поп? — изумленно поинтересовался колдун Танадель и зевнул, выпустив изо рта верткую огненную саламандру. Саламандра сползла колдуну на колено и вцепилась в голенище высокого сапога, поглядывая раскаленными глазками то на господина, то на его невзрачного противника. — Мы же вроде договорились, что дуэль у нас завтра в полдень…
— Я не могу больше ждать! — воскликнул отец Емельян. — Я готов положить свою жизнь за то, чтобы ты, поганое колдовское отродье, больше не топтал землю! Ты вызвал меня, а теперь я вызываю тебя! Сражайся и познай силу моего Бога!
Танадель посмотрел на противника внимательно.
— Да, поп, чувствуется, что ты изменился. Наглости в тебе стало больше.
— Это не наглость, а смелость и ревность о божественной справедливости! — воскликнул отец Емельян. — Что же ты медлишь? Начинай битву! Пусть Свет сойдется с Тьмой, и посмотрим, кто одолеет и кто будет прав! С тобой — твоя магия, со мной — моя молитва! Аминь!
— Аминь так аминь, — пробормотал колдун. — Что ж… Приступим.
И Танадель, резко взбрыкнув ногой, на которой сидела саламандра, отправил сверкающую зверушку прямо в лоб молитвенно раскинувшему руки протоиерею Емельяну.
…Надобно сказать, что Желтый мыс в этот роковой утренний час не был столь пустынен, как показалось бы то стороннему наблюдателю. Ибо в здешних густых зарослях крапивы притаился, стоически не обращая внимания на жестокие ожоги, мученик пера и диктофона, борец за бескомпромиссную правду, приверженец тотальной гласности, незабвенный журналист Сидор Акашкин. Сидору вообще пришлось за последние часы совершить и испытать немало. Во-первых, путем примитивного подкупа некоторых алчных лиц из администрации мэра Акашкин выяснил, что у Изяслава Радомировича в полночь назначена приватная встреча с таинственным колдуном Танаделем и встреча эта пройдет в кофейне «Терафим». Задолго до полуночи неуемный журналист исхитрился попасть в кофейню. Здесь уже Акашкину посодействовал не подкуп, а шантаж, потому что имелся у вездесущего Сидора мощный фотокомпромат на шеф-повара «Терафима». Так что Сидор, талантливо перевоплотившись в скромную уборщицу, в полночь трудолюбиво полировал листики стоявшей в самом дальнем углу кофейни пальмымонстеры, умудряясь быть незамеченным и в то же время ловить каждое слово, исходившее из уст двух заинтересовавших его персон. И чем больше он слушал, тем сильнее заливало его мозг журналистское сладострастье. Наступал его звездный час! Он им всем покажет! Они еще узнают Сидора Акашкина, они еще горько пожалеют о том, что гнали его, притесняли и насылали на его горячее журналистское сердце порчу и корчу! О, как он будет неумолим в своем новом публицистическом опусе! Он напишет о продажности и мягкотелости мэра, он обличит приезжего колдуна в проповеди идей антигуманного магического терроризма! Он шокирует мирных обывателей Щедрого картиной оккультного апокалипсиса, который грядет на их ничего не подозревающие души! Вот оно, настоящее дело для журналиста! И после этого он, Сидор Акашкин, не будет прозябать в провинции, о нет! О нем услышат в Москве и Питере, обличительность его пера, пафос его статей и величие его журналистского гения оценят по достоинству продажные мастодонты «Московского Комсомольца» Л «Спид-инфо». Оценят и поклянутся уйти на пенсию, говоря со слезами: «Поверг ты нас в смятение и стыд, о талантливый Акашкин! Будь же ты самым замечательным журналистом эпохи, славь завоевания российской демократии своим непредвзятым пером!» А потом сам президент вызовет Акашкина и наградит смиренного труженика журналистики звездой Героя!..
