Это и есть самое интересное.
Воистину, очень интересно.
Император закончил разговор и снова повернулся лицом к Ксизору.
— Ну и о чем мы говорили, принц Ксизор?
Темный Принц улыбнулся. Он займется текущими делами, но имени Люка Скайвокера он не забудет.
Чубакка ревел от ярости, расшвыривая имперских солдат. Один из штурмовиков, лязгнув доспехами, скатился в яму карбонизационной установки. Пара его товарищей кинулась извлекать его оттуда, остальных вуки разметал, как разбушевавшийся ребенок — игрушки. Как будто они совсем ничего не весили.
Стоящий рядом с Вейдером охотник в древних потрепанных доспехах — только они двое и оставались спокойными в общем гаме — коротким плавным движением поднял бластер. Дарт Вейдер положил ладонь на оружие, заставив охотника опустить его. Охотник равнодушно пожал плечами.
Они все равно застрелят его. Чубакка был большой и сильный, но победить не мог. Сейчас Вейдеру надоест смотреть, и он разрешит охотнику выстрелить… Закричал Хэн, успокаивая вуки.
Лея была не в силах пошевелиться. Она только смотрела широко раскрытыми глазами на происходящее, не в силах поверить, что все происходит на самом деле. Помещение пропиталось запахом карбонита, от едких паров слезились глаза.
— Побереги силы, — торопливо говорил Хэн, снизу вверх глядя в глаза вуки. — Принцесса… позаботься о ней, хорошо? Слышишь меня? А?
Вуки кивнул. Да, он все понял. Ему все это не нравится, но он все понял. И будет слушаться. Хэн подмигнул ему: мол, все будет хорошо, и оглянулся на солдат:
— Вы бы лучше связали его, иначе я ни за что не ручаюсь.
Солдат посмотрел на Вейдера. Ситх кивнул.
Хэн шагнул к Лее. Он успел поцеловать ее до того, как солдаты оттащили его и подтолкнули к камере.
— Я люблю тебя! — крикнула ему вслед Лея. Словно выплеск лавы из жерла вулкана. Слова обожгли рот.
Хэн, отважный, сильный Хэн просто кивнул в ответ:
— Я знаю.
Платформа начала опускаться, унося его в морозильную камеру. Хэн смотрел на Лею… пока в камеру не хлынул расплавленный карбонит. Облако едкого пара заслонило их друг от друга. Горестно заскулил Чубакка. Лея не знала его языка, но без слов поняла беспомощную ярость и горе.
Хэн!
Хэн! О, Хэн…
… Лея резко села, сердце безумно билось. Простыни промокли от пота и смялись, ночная рубашка была влажной. Лея вздохнула, спустила ноги с кровати и села, уставясь в стену. Встроенный в стену хронометр подсказал, что уже три часа ночи. Воздух в комнате был спертый. Она знала, что снаружи — холодная ночь Татуина, и хотела, было открыть отдушину, чтобы впустить немного прохлады. Но даже это казалось ей непомерным усилием.
